Версия для слабовидящих: Вкл Выкл Изображения: Вкл Выкл Размер шрифта: A A A Цветовая схема: A A A A
Начало сайта

Югов Алексей



Югов Алексей Кузьмич
(25.03.1902 – 13.02.1979)

  Родился в Сибири, в слободе Каминской ныне Куртамышского района Курганской области, в 1902 году, в семье волостного писаря. Отцу будущего писателя, как политически поднадзорному, было запрещено «состоять на государственной службе». И волостной писарь Югов стал мельником-плотинщиком.
  В 1920 году в Новосибирске А. К. Югов окончил среднюю школу, а в следующем году был направлен на учебу в Одесский медицинский институт.
  Позднее, в 1961 году, вспоминая край своего детства и юности, в письме землякам, опубликованном в газете «Советское Зауралье», А. К. Югов писал:
  «Тобол — река моего отрочества. Курган, Куртамыш и «слобода» Каминская (так по-старому именовалась она) — родные, незабвенные места...
  Юные земляки мои! Когда вы доживете до моих лет (а мне ведь через год стукнет 60!), вы на своем опыте узнаете, с какой явственностью встают на закате дней воспоминания детства, отрочества и юности, и какой отрадой наполняют они душу!
  Но и не только поэтому дороги мне Тобол и люди Тобола, нет! Пусть никто не сочтет это пристрастием к родному краю, если я с глубокой убежденностью скажу: Тобол протекает не только по земле, но и по истории Отечества нашего! Достаточно назвать хотя бы несколько знаменательных событии.
  Ермак со своей дружиной плыл по Тоболу. Это — из древней истории. А из новейшей: именно Тобол стал тем непреодолимым рубежом, на котором о грудь Красной Армии разбились в своем последнем отчаянном натиске; белогвардейские армии Колчака...»
  О разгроме белогвардейских армий, в котором участвовали и тоболяне, о гражданской войне и революции в Сибири Алексей Югов напишет прекрасное произведение — дилогию «Страшный суд». В этом труде отразится опыт его лет, прожитых в Зауралье, опыт отца, его друзей и врагов — опыт всех, кто во главе с Лениным делал революцию, и судьбы тех, кто всеми средствами, в том числе и самыми жестокими, постыдными, пытался задушить ее. Но о дилогии речь впереди...
  Будучи студентом Одесского медицинского института, Алексей Югов работал препаратором «анатомки», а в качестве лектора Политпросвета выступил и красноармейских частях и рабочих клубах с докладами о русской  литературе.
  Говорят, романтики приходят в жизнь, чтобы завладеть ею. Алексей Югов, романтик по натуре, в жизнь пришел, чтобы стать врачом и поэтом. Когда ему было восемь лет и его спросили: «Кем ты хочешь быть?» — мальчик, не колеблясь, ответил: «Хочу быть врачом и писателем».
  К этому он и шел, став студентом. Был уверен, что всю свою жизнь посвятит медицине. Однако интерес к литературе, занимавшей большое место в его жизни с ранних лет, не ослабевал.
  ...В начале двадцатых годов наши авиаторы все решительней стали завоевывать небесные просторы и людские сердца. И Алексей Югов, всегда живо отликавшийся на события современности, пишет поэму о летчиках. В ней он выразил свое романтическое восхищение людьми дерзкой, героической профессии. Поэма «Летчики» понравилась Эдуарду Багрицкому и по его рекомендации в 1923 году была опубликована в одесском журнале.
  Хотя дебют на поэтическом поприще можно было счесть неплохим, однако молодой литератор понял, что его сфера не поэзия, а проза.
  Первым прозаическим опытом Алексея Югова, получившим дорогу в печать, был рассказ о событиях гражданской войны — «Повествование жизни Макара Мартецова». Этот рассказ был опубликован в 1926 году в популярнейшем тогда журнале — «Красной нови».
  Заметим, что начинающий прозаик так увлекся тогда литературной работой, что забросил учебу. И окончил институт на год позже, чем полагалось: в 1927 году. Но все же окончил. В борьбе и взаимодействии двух стихий — врач и писатель — тогда победил врач.
  По окончании института Югов возвращается в Сибирь. Работает во Всесибирском детском городке, находившемся в селе Колывань под Новосибирском. Молодой врач много уделяет внимания укреплению здоровья воспитанников детского дома, вчерашних беспризорников. А в свободное время, главным образом вечерами, работает над романом «Безумные затеи Ферапонта Ивановича». Это первое крупное произведение молодого литера¬тора напечатано в 1928 году в журнале «Сибирские огни».
  Романтически настроенного врача влечет тайга с ее золотыми приисками. И он из Колывани едет в южноенисейскую тайгу. Работает в системе
Цветметзолото разъездным врачом. Писать нет времени. Все дни заняты поездками к больным на участки, удаленные друг от друга на десятки
километров. Обычным средством передвижения становится конь. В тороках — перекидные сумки с медикаментами. Писательская работа ограничивается заметками в записных книжках.
  Тайга полюбилась, Расставаться с нею было тяжело. Но еще тяжелей — не писать. Не писать после того, как уже опубликовано в журналах несколько рассказов и роман!.. А писать, работая и тайге разъездным врачом,
просто не было ни временя, ни сил. Снова вступили в противоборство писатель и врач. И писатель победил. Он едет в Москву. Это было в 1930 году.
Горький только что организовал журнал «Наши достижения», который сам же и редактировал. Югов работает в этом журнале, а также в журнале «Колхозник». И пишет после работы о том, что видел и пережил в тайге, будучи врачом.
  Об этой поре своей жизни он расскажет в книге «Аяхта» с подзаголовком «Записки разъездного врача тайги», появившейся в печати в 1931 году.
  Этими «Записками» был сделан подступ к роману «Бессмертие». Но до романа тогда еще было далеко: писателя увлекли другие работы. Молодая Страна Советов ковала собственные кадры ученых, инженеров, специали-стов всех отраслей. И Югову, как врачу, журналы поручают писать научные очерки, статьи об ученых. В том числе о таких корифеях отечественной пауки, как Тимирязев и Павлов.
  О Тимирязеве Югов создал монографию — очерк жизни и деятельности великого ученого и человека (1936 г.).
  Предметом особого увлечения писателя-врача стали труды И. П. Павлова. Проникновение в суть науки, а также личное знакомство с великим физиологом помогают Югову создать превосходную книгу о жизни и деятельности легендарного ученого и человека.
  Но как ни увлекательна была работа над очерковыми книгами, Югову хотелось другого: засесть за роман, дать волю творческой фантазии, живописать картины романтической жизни в тайге, богатой происшествиями, приключениями, рассказать о людях необычайных судеб — о сторонниках молодой Советской власти, пришедшей на рудники и давшей людям возможность почувствовать себя хозяевами и этих рудников, и собственной жизни, а также и о врагах этих людей и новой власти, врагах непримиримых, коварных и жестоких.
  Югов пишет пьесу «Большие шаги». В ней удалось ему воспроизвести экзотику жизни золотоискателей, социальные типы людей, представляющих два лагеря — строителей Советской власти и врагов. Но, написав ее, писатель чувствовал, что ему не удалось выразить в образах все то, что он видел и пережил, работая разъездным врачом. И он углубляется в работу над романом «Бессмертие».
  Композиция этого романа весьма традиционна. Молодой врач, только что окончивший институт, едет в дальние-предальние края — в Сибирь. Путешествует на перекладных. По дороге знакомится с интересными людьми, узнает много нового, любопытного. По прибытии к месту назначения — новые знакомства, новые открытия. И масса различных историй и приключений. Масса испытаний для нашего героя. Из всех приключений он выходит с честью. Завоевывает уважение и авторитет среди людей, к которым приехал, и сам глубоко привязывается к ним...
  Так исстари строились композиционно так называемые романы-путешествия. Но дело-то ведь не в композиции, а в образах, в характерах людей, В том содержании, которое сумеет выразить писатель через конкретные чувственные образы.
  В распоряжении писателя был богатейший жизненный материал. Перед его взором стояли образы ярких, самобытных людей. А для создания характера главного героя, молодого врача Андрея Савельева, он мог пригоршнями черпать факты, события и детали из собственной врачебной практики. Был уже немалый и литературный опыт. И сочетание двух опытов дало замечательный результат. Роман, традиционный в композиционном плане, получился новаторским по содержанию. Писатель создал образы золотоискателей, охотников, приисковиков, хозяйственных и партийных, советских руководителей, каких еще не знала советская литература.
  Новаторским был образ и главного героя — врача Савельева.  Собственно говоря, «Бессмертие» явилось первым крупным произведением о жизни и работе врача в условиях советской действительности, причем врача, воспитанного советским   строем, в советском  институте (время  действия   романа 1929 год).
  Большую роль в жизни героев романа играют коммунисты. Под их воздействием формируется у людей новое отношение к труду, к коллективу, к человеку, создастся новый быт, возникают новые духовные и материальные интересы.
  Значительно преображается и Савельев. Первоначально это просто умный, способный врач, предельно честный, порядочный человек, добро- совестнейшим образом исполняющий свои врачебные обязанности. Под влиянием коммунистов Коновалова и Кострова Савельев становится активным деятелем, беззаветным сторонником и защитником Советской власти, членом Коммунистической партии.
  В конце романа от руки врага погибает секретарь райкома партии. Но даже и после смерти этот пламенный коммунист остается и для Савельева, и дли многих других героев романа образцом человека, на которого следует держать равнение. Он, таким образом, остается в строю. Обретает бессмертие в душах людей. В том числе и Савельева, для которого никогда и не умирал Костров, «да и разве мог умереть он, этот человек, открывший перед ним океан вечной жизни в народе и для народа!»
  Да, именно так — коммунисты бессмертны!..
  В «Бессмертии» Алексей Югов достиг высокого художественного мастерства. В развитии сюжета, в анализе характеров, в языке. Это уже было произведение большого мастера, чуткого художника слова. И не удивительно поэтому, что книга была переведена на многие языки мира. Переводчик из Англии Давид Магаршак в письме к известному шекспироведу профессору Морозову сообщал:
  «...Я считаю, что это захватывающий роман с точки зрения языка Как стиля, так и с точки зрения прекрасно выполненного замысла... Я бы хотел через Вас выразить мистеру Югову мое восхищение его прекрасной повестью, столь превосходно написанной».
  Во время Отечественной войны, в особенности во второй половине ее, с особой остротой встал вопрос о необходимости укрепления содружества славянских пародов. Кроме того, Алексею Югову нестерпимо хотелось бы высказать свое чувство гордости за родной народ. Народ героический, безза-ветно храбрый, но и величавый, миролюбивый. И он берется за труд поистине грандиозный: на художественное воскрешение эпохи Даниила Галицкого и Александра Невского – славных ратоборцев за честь, славу и независимость родины.
  Работа над «Ратоборцами», с, некоторым перерывом на поэтический перевод «Слово о полку Игореве», продолжалась с 1944 по 1949 год. Эпопея получила высокую оценку знатоков, и том числе академика Б. Д. Грекова и писатели П.Павленко.
  Что касается читателей, то вот несколько строк из письма жителя города Крымска Краснодарского края И. Д. Ковтуна: «Дорогой Алексей Кузьмич! На днях мне снова посчастливилось — я начал читать Вашу книгу «Ратоборцы». Посчастливилось потому, что в нашем городе это, кажется, единственный экземпляр. Вернее, я начал перечитывать эту замечательную книгу, лучшую среди исторических произведений. И раньше удивлялся и теперь удивляюсь Вашим феноменальным познаниям истории... Дело в том, что я сам учитель истории...»
  I'оворя о трудах Алексея Югова как писателя-историка, нельзя хотя бы и нескольких словах не сказать о нем как о переводчике «Слова». Работал он над переводом самозабвенно. Сколько при этом изучил он древних литературных памятников и даже собственноручно переписал, трудно и перечислить. Академик Б. Д. Греков, увидев однажды переписанную Алексеем Кузьмичом Галицко-Волынскую летопись, изумился чрезвычайно. И подарил принадлежащую ему летопись с трогательной надписью.
  Завершение работы над переводом «Слова» совпало со 150-летием открытия рукописи великого памятника русской культуры. Советская общественность широко отмечала это событие. И различные организации и учреждения приглашают Алексея Югова на свои собрания в качестве докладчика о «Слове». В течение сорок четвертого — сорок шестого годов писатель выступил с докладами о «Слове», по крайней мере, раз двадцать: и клубах московских и ленинградских писателей, в редакциях газет и Государственном Литературном музее, в Доме актера, в Московском и Ленинградском университетах, на Кировском заводе, в Ленинградском Доме кино, а потом пошли поездки по стране, в первую очередь - в Новгород и Псков...
  Перевод «Слова о полку Игореве», сделанный А. Юговым, вышел и 1945 году с предисловием академиков Б. Д. Грекова и А. С. Орлова.
  Вступительная статья А. С. Орлова заканчивалась словами о научности труда советских писателей: «Творя как поэты, они являются в то же время и философами, и историками, и лингвистами». К этой категории творческих работников академик отнес и А. Югова.
  Перевод получил весьма высокую оценку в печати. Б. Д. Греков отмечал тщательность изучения и разработки темы «Слова», проделанной Юговым: «Несомненно, работы А.К. Югова о «Слове о полку Игореве» обогащают литературу о «Слове» ценным вкладом».
  Казалось, после того глубочайшего проникновения в историю русского народа и его культуру, быт, поэзию, которого потребовала работа над «Ра-тоборцами» и «Словом», А. Югов станет писателем-историком. Думалось, он возьмется за художественное воссоздание   ратных  подвигов   народа, избавившего Русь от владычества татаро-монголов.
  Но неожиданно для себя писатель увлекся   делами   современными. Две стихии захватили его: строительство великой гидростанции на Волге и... судьбы родного слова.
  Первоначально великая новостройка заинтересовала А. Югова не только как проект грандиозного нового, где сосредоточены судьбы, характеры, события, интересные для писателя, но и как место, где могли быть совершены открытия, весьма и весьма ценные для историка: громадные земляные работы, а поэтому могли случиться великолепные археологические находки. Тем более, что с территорией будущей гидроэлектростанции связывалось место одного из становищ князя Святослава,
  Прибыв на Волгу, Л. Югов отдал определенную дань своим историческим увлечениям. И эти увлечения нашли отражение в его очерковых работах и в романе «На большой реке», в частности в образе академика Лебедева, но живая современность оказалась сильнее. Югов пишет очерки для «Известии» и «Комсомольской правды». Выступает со статьями и фельетонами и местной газете «Гидростроитель». Участвует в работе комсомольских активистов.
  Он вездесущ: то беседует с бетонщиками, то с арматурщиками, то проникает в кабину экскаватора. Интересуется не только работой, а и жизнью, бытом, досугом гидростроителей. Заводит с ними обширные знакомства. Завязывается настоящая дружба.
  Приведем названия лишь некоторых газетных очерков А. Югова: «На месте великой стройки», «Молодые строители», «Штурм Волги», «Год свершений», «Решающий этап», «Воды Волги пошли в котлован ГЭС»... И, наконец, и «Известиях» заключительный отчет о великой стройке — «Покорение Великой реки».
  Названия сами говорят за себя. Они — свидетели живого участия писателя в делах стройки на разных ее этапах, свидетели его многосторонних интересов.
  Волга перекрыта. В итоге пятилетнего сосуществования писателя и строителей появляется очерковая книга «Свет над Волгой». Но это был не итог, а лишь та «разведочно-буровая» работа, как называет сам писатель
  Свои очерковые книги, предшествующие роману или повести, герои великой стройки на Волге получили свое воплощение в романе «На большой реке». Не останавливаясь подробно на содержании этого произведения, отметим лишь нисколько портретных зарисовок.
  Л. Югов уделяет много внимания портретным характеристикам героев. Портреты у него обстоятельны. Порой, быть может, излишне обстоятельны, он довольно подробно говорит и о внешности героя, и о его манере одеваться, держаться с окружающими людьми, о манере говорить, о характерных жестах. Вот портрет Леонида Ивановича Рощина, начальника великой стройки па Волге, героя романа «На большой реке»:
  «... Рослый. Дородный. Этакий крупитчатый, белолицый, чернокудрый красавец-генерал. Впрочем, кудри свои он подстригал, как вот стригут жесткую, упругую траву газонов. Его тщательно выбритое лицо с необычным для сорокалетнего мужчины нежным румянцем казалось очень молодым. И того, по-видимому, он и добивался. Вообще Рощин очень заботился о своей внешности. Военное шло к нему, он был генералом инженерных войск и неохотно облачался в гражданское. Сложения едва не преизбыточного, но еще не отучневший, статный, с богатырским разворотом груди, он был хорош в белоснежном, в обтяжку, кителе. У Рощина был просторный, гудящий голосина. Однако за последнее время его добродушный бас все чаще и чаще пронизывался звоном начальственной «гневники», и тогда казалось, что у начальника строительства чуть ли не фальцет.
  С женщинами Рощин был очень обходителен. Его учтивость к ним даже качалась некоторым... и устарелой и преувеличенной.
  - Да что он, барин, что ли, или старой армии генерал?..»
  Тут вроде бы ничего не упущено, все сказано, что можно сказать о человеке, при внимательном, приметливом, цепком взглядом. Несомненно, такое подробное описание замедляет развитие действия. Но, как уже было сказано, воспроизводя портреты героев, А.Югов не ограничивается живописной стороной, а тут же дает и психологические черты.
  Обрисовывая Рощина, писатель тоже сочетает живописные черты с психологическими: Рощин «очень заботился о своей внешности»; его «добродушный бас все чаще и чаще пронизывался звоном начальственной «гневники»; с женщинами этот красавец, уделяющий много внимания своей внешности, был чрезвычайно учтив и обходителен.
  Зачастую А. Югов, воспроизводя портрет героя, сосредоточивает главное внимание на психологических чертах. Вот молодой инженер Аркадий Синицын. Никто не знал названия одной горы.
  - Аркаша,— сказала Тайминская,— может быть, ты знаешь? Ведь ты у нас кладезь учености, все на свете знаешь!
  Далее автор даст убийственную характеристику этому умному, начитанному Аркаше: «Он слыл «язвою». Так попросту выражались о нем девчонки. Остроумие, остроумие во что бы то ни стало — это являлось второю славою Аркадия.
  Тут писатель верно подметил распространенный тип «эрудитов»: они острят, острят на каждом шагу, к месту и не к месту; им кажется, что своими остротами они развлекают окружающих, а окружающих от их острот уже давно тошнит, потому что записные «остряки» ни в чем не знают меры.
  А. Югов умеет давать блестящие портреты героев через их собственное слово.
  Теперь о другой стихии, увлекшей в те годы писателя. О языке.
  «Мы за возврат русской лексикографии к заветам великих мыслителей языка — Даля и Шахматова.
В частности, коренным образом должно измениться отношение к так называемым «областным» словам, к «провинциализмам».
  «Русский язык сам собой правит!»
  Таковы основные положения выступлений А. Югова о языке.
  Эти воззрения писателя, его борьба за богатство, за мыслеемкость русской речи нашли свое отражение и в романе «На большой реке», над кото¬рым он в ту пору работал. В частности, в стычке начинающего литератора Зверева с маститым московским писателем Нееловым. Сцена эта весьма любопытна. И потому позволим себе вкратце пересказать ее.
  Неелов, направившись в редакцию многотиражки, чтобы приобрести комплект местной газеты, являющейся для него «великолепным мясом», нечаянно оказался в комнате, где проходило заседание литературного кружка.
  Зверев прочел главу из своего романа. Право высказать свой суд первым было предоставлено Неелову. И тот всем своим авторитетом маститого навалился на язык начинающего литератора. Он-де не отшлифован, изобилует просторечием, руссизмами. Зверев, защищаясь, сослался на опыт Бажова и Шергина. И услышал в ответ:
  - О-о! Опасные ссылки. И тот и другой не в меру засорили свой язык северными диалектами, просторечием. Язык «Малахитовой шкатулки» не нашел места в словаре Ушакова. Это должно насторожить!
  - Ну, знаете ли! — сердито возразил Зверев. - Если молодой писатель поверит этому словарю, так только и останется, что повеситься!
  - Вот как? – тонким голосом наигранного удивления сказал Неелов, вскидывая брови. – Это почему же?
  - А потому, что перепятнали весь словарь русского народа: то не литературно, другое – не литературно, то — провинциализм, другое – диалектизм. А я так считаю: весь язык русского народа литературен!..»
  Вот эту литературность всего русского языка и отстаивает А. Югов.
  Со множеством страстных и научно аргументированных статей о языке выступает он и различных газетах и журналах. Он протестует против пошлости некоторых лексикографов убрать из литературного обихода десятки гибких и прекрасных русских слов. Убрать на том основании, что, дескать, «областные», «просторечные», грубые. «Не могу согласиться я с такими требованиями, которые хотели бы положить наш великолепный, неограниченный язык на «прокрустово ложе»... Русский язык – не эсперанто»,— убежденно заявляет писатель.
  Его ратоборческая деятельность в защиту родного языка нашла широчайший отклик у тех, кого истинно волновали судьбы родного языка.
  Нам была предоставлена возможность просмотреть сотни и сотни откликов на выступления А. Югова о языке. Это занятие было отраднейшим. Приятно и радостно за писателя, чей труд находит столь широкий и заинтересованный отклик!
  «Дорогой Алексей Кузьмич!
  Большое спасибо за Ваши высказывания о русском литературном языке, под которыми я решительно подписываюсь. Делаю это тем охотнее, что у нас, на Украине, еще больше языковых нормализаторов, охранителей, запретителей, ограничителей и т. д. Пушкинские слова «Ничего не должно мешать свободе нашего языка» (цитирую по памяти, неполно и, разумеется, неточно) должны быть нашим общим девизом.
  С приветом М. Рыльский. 21/У1-1960».
  Война, революция и народ; служение отечеству; подлинная и мнимая любовь к Родине; внедрение в умы миллионов коммунистических идей; роль партии большевиков, ее создателя и вождя Ленина в распространении среди масс революционного сознания, утверждающего, что старый строй прогнил и терпеть его больше нельзя, а можно и необходимо смести его и создать новый, социалистический строй; гигантская работа партии и непосредствен¬но самого Ленина по организации, сплочению масс на борьбу с контррево¬люцией; крах человеконенавистнической политики охранителей частнособственнического, эксплуататорского строя и торжество политики подлинных гуманистов, демократов-большевиков — такова   тема   дилогии   Алексея Югова «Страшный суд».
  В центре — семья крупного сибирского промышленника Арсения Шатрова. Шатровы и их окружение — тобольские промышленники, чиновники, интеллигенты — любят свою матушку-Русь. Но любят слишком разно и по-разному понимают свой долг перед родиной. И это определяет их различное отношение к социал-демократии, к большевикам. Отрицательное отношение к революции, к коммунистам, обусловленное ложным пониманием сути патриотизма, приводит некоторых членов семьи Шатровых и их окружения к трагическим последствиям.
  А что же сам Арсений Шатров? Крупный сибирский промышленник, человек выдающегося ума, кипучего, вулканического темперамента, он стремится развивать, промышленность для блага своего народа, для того, чтобы именно русский человек был хозяином тех богатств, которыми располагает Сибирь; чтобы не английские, не бельгийские концессионеры, а именно русский рабочий, русский мужик пользовались благами своей земли, своего труда. Но его стремлениям и делам во многом мешает беспутная царская шайка. И однажды, когда он случайно попал на митинг рабочих и там услышал клич большевика Кедрова: «Долой кровавую монархию!» — в глубинах его сердца отозвалось: «Долой!»
  С этих слов мы с волнением следим за тем, как сложится дальнейшая судьба Арсения Тихоновича, его жены, сыновей. Какое место они займут на путях революции?
  И «Шатровы», и «Страшный суд» — произведения многоплановые, густо насыщенные социальными событиями и героями, играющими важную роль в общественной жизни страны. Среди них: пролетарии и полупролетарии; опытные профессиональные революционеры и люди, только еще, подчас очень медленно, приобщающиеся к революционным мыслям и действиям; крупные сибирские промышленники, царедворцы вкупе с Григорием Распутиным, служители и охранители монархии, царские генералы разных рангов, влекущие, толкающие русского солдата в дикую, кровавую бойню; банкиры, заводчики; министры, товарищи министров русского двора и представители иностранных государств, прилагающие силы к тому, чтобы самим и хозяевам их, капиталистам, как можно изобильней нажиться на крови русского рабочего и мужика.
  А страна уже вздыбилась. Действовали разные силы. Рабочие и мужики готовы были грудью идти против господ и помещиков. Их сдерживали
меньшевики: «Зачем опережать ход истории?!» «Просвещали»: пускай «не-невозбранно, бешено развивается русский капитализм: наш рабочий класс
еще не созрел, еще долго-долго предстоит ему вывариваться в котле отечественного капитализма!» Что касается затеи — стать рабочему гегемоном революции -  так это же фантазия, утопия большевиков!
  А большевики бросали в массы лозунги, призывали кончать с царем, с помещиками...
  И в то же время кто-то и беспечно веселился:
  - «Танцев, танцев! Володя, становись на патефон!»
  - «А вы, дорогой доктор, оказывается красивый. Я любовалась вами, ей-богу! Да, да, не спорьте...»
  - «Ах, Кира, Кира!
  - Ну, что — «Кира»?   Экий вы медведь!  Девушка   ему объясняется в любви, а он...»
  - «А я, господа, быть может, проще всех смотрю на все, что там, в Царском и в Питере, происходит: рыба с головы тухнет!»
  ...От главы к главе все большее место на страницах дилогии занимают большевики.
  «Народ еще не знал Ленина, но уже всей кровью жаждал его».
  Эти слова писателя относятся ко времени, когда Арсений Тихонович познакомился с большевиком Кедровым,— к 1905 году.
  В день, когда Шатров отмечал именины своей жены, Россия уже вступила в третий год империалистической войны. Все ширились в стране антивоенные настроения народа: «...хватит, попили нашей кровушки!..»
  Всё большое число пропагандистов революционных идей шло в окопы, к солдатам, неся народу ленинскую правду: «Зря проливаете свою и чужую кровь!.. Не за отечество гибнете — за сверхприбыли банкиров, купцов, помещиков, капиталистов, за грабеж колоний, ради беспутной царской шайки», — и все более значительную роль в жизни народа, в судьбах героев Алексея Югова начинают играть большевики. Мысли и чувства писателя неизбежно все чаще обращаются к идеям Ленина, к образу Ленина. Ленин живет в рассказах и воспоминаниях героев дилогии, в их действиях, стремлениях, настроениях. А затем вождь революции, глава первого в мире государства рабочих и крестьян, и непосредственно сам выходит на страницы произведения, встречается, беседует с героями романа.
  Основные события дилогии происходят в Сибири — на Тобольщине, в Томске, Иркутске, Челябинске. Но герои романов тесно связаны с теми людьми, что участвуют в событиях века, с теми силами, что творят историю. И потому их глазами видим всю страну, видим связи, тянущиеся из Петрограда и Москвы в европейские государства, в те правительственные учреждения, что пытаются по-своему направлять исторический путь России.
  Роман «Шатровы» начинается богатым празднеством в честь именин Ольги Александровны Шатровой. На именины съезжается тобольская знать. Собрав вместе, за одним столом, всех деловых людей губернии, близких и родственников крупного промышленника, писатель знакомит нас с этими «хозяевами» края, с их симпатиями, антипатиями, общественными связями и положением, с их отношением к войне, к политическим партиям, к царской Думе, возобновившей, по «царскому повелению», свои «занятия» 9 февраля 1916 года.
  Еще до того, как собрались в Доме Шатровых гости, мы довольно хорошо узнаем взгляды и настроения хозяина и хозяйки. И тот, и та — большие патриоты. Они на свои деньги построили и содержат превосходный госпи¬таль. И Ольга Александровна, попечительница, патронесса госпиталя, работает там медицинской сестрой.
  Немало и других добрых дел для народа делают Шатровы. И когда Ольга Александровна высказывает сомнение, удобно ли в дни войны, когда льется людская кровь, праздновать именины, Шатров горделиво возражает ей: ему о «его долге перед отечеством напоминать не надо!.. Кто чем меня попрекнет? Солдатки, говоришь, дети солдатские? Да есть ли во всей округе нашей хоть одна солдатская семья из нуждающихся, чтобы Шатров ей по помог?..»
  Однако Шатров — это не просто щедрый филантроп, либерал, сторонник гуманного отношения к людям. Он антимонархист. Человек умный, деловой, сметливый, он видит, как пагубно ведет в стране дела царский двор, и считает, что, если бы и промышленность, и торговлю, и богатства недр взяли в свои руки деловые люди, объединившиеся для совместного осуществления разумной экономической политики, Россия бы превзошла все страны по своей экономической мощи, встала во главе процветающих стран и народов.
  Решительное несогласие с внутренней и внешней политикой царского правительства привело Шатрова еще в 1905 году в ряды сочувствующих деятельности социал-демократов. Началось с того, что он случайно попал на митинг рабочих. После митинга познакомился, а потом сдружился с руководителем сибирских большевиков Кедровым. И эта близость капиталиста с большевиком-ленинцем укрепила его демократические воззрения.
  Праздновать именины жены Арсений Тихонович настоял не столько потому, что ему непременно хотелось сделать приятное любимой женщине. Радостно было на душе. Еще бы! Армии Брусилова всю Буковину очистили от австрийцев. Через Карпаты переваливают.  «Скоро господам австрийцам — каюк. Эх, вот бы когда румынам выступить да шарахнуть Австрию сбоку — ну и конец! Да нет, все еще торгуется этот Братиану, сволочь!.. Да и без румын обойдемся: Австро-Венгрия — при последнем издыхании, вот-вот капитулирует. Мы — накануне победы, полнейшей, безоговорочной, от сотворения  мира неслыханной!»
  И тот патриотический угар Шатрова — следствие и сильных и слабых сторон его характера, его миропонимания. Он беззаветно любит свою родину, дорогую, милую Россию, русский народ. Оп жаждет всяческого благоденствия и родной стране, и людям. И считает, что победа русского оружия в империалистической  войне принесет и силу, и славу доблестным россиянам. Он еще не понимает, что и война, и победа в ней выгодны только кучке империалистов. Не понимает и с трудом сможет понять в дальнейшем, что достижения действительного благоденствия народа - нужно штыки обратить против собственных буржуев и помещиков.
  Обостренное чувство родины, пылкий патриотизм — главенствующий фактор, направляющий поступки и мысли Шатрова и всех членов его семьи. Все они стремятся как можно лучше, действенней служить отечеству, но очень поверхностно понимают суть подлинной любви к родине. И это становится причиной их ошибок и заблуждений. Сам Арсений Тихонович, перешедший под влиянием Кедрова на сторону революции, в дни Брестского мира отшатывается от ленинцев и Ленина. Ольга Александровна и старший сын Шатрова, Никита, врач, как при одном, так и при другом строе останутся верными чисто гуманистическим целям, а другой сын, Сергей, станет активным контрреволюционером, вступит в армию белых, будет безжалостно расстреливать лучших сынов народа, а когда увидит, что колчаковская армия все больше и больше разлагается, превращаясь в сборище бандитов, пустит себе пулю в лоб, предварительно застрелив друга своей юности, сослуживца, решившего перебежать из одного стана в другой, в побеждающий, — в ряды Красной Армии.
  Действие «Шатровых» продолжается немногим более года: с июля шестнадцатого года по сентябрь семнадцатого — до той поры, когда большевиками был определен курс на вооруженное восстание. Алексей Югов ставил перед собой задачу показать политическую, военную и экономическую обстановку в стране накануне Октябрьской революции, изобразить главные силы, настроения в различных кругах, тенденции развития этих сил и настроений: дать яркие, полнокровные образы людей, составляющих различные лагери — друзей и врагов революции: людей, которые делали, а потом всеми силами отстаивали революцию,  и людей, которые  сознательно  боролись против нее или вследствие своих политических заблуждений стали врагами подлинно демократического движения миллионов; людей, оставшихся пассивными к величайшим событиям эпохи, и тех, что примазывались к той стороне, какая в данный момент была им выгодней.
  Изображая социальное расслоение, размежевание отцов и детей, братьев, людей одного круга, сослуживцев, писатель стремился показать роль подлинной и мнимой любви к родине в этом размежевании, значение правильного понимания сути подлинного служения отечеству. И нужно сказать, что с этой задачей он справился прекрасно.
  Действие второй книги дилогии романа «Страшный суд» начинается с дней триумфального шествия по стране социалистической революции и заканчивается разгромом Колчака, ликвидацией крупнейшего похода Антанты. В этом произведении писатель стремился запечатлеть жизнь, титаническую борьбу народа в самых значительных и разнообразных ее проявлениях. Стремился дать подлинно философское осмысление революции и контрреволюции, показать их глубинные процессы.
  На страницах «Страшного суда» мы встречаемся с героями предыдущего романа, с волнением следим за их дальнейшими судьбами. Но центр внимания читателей переносится с семьи Шатровых на действия Кедрова — подлинного большевика ленинского типа, человека умного, образованного, отличного пропагандиста и организатора, прошедшего большую школу революционного подполья, и на его сподвижников — коммунистов Сибири, готовящих в тылу вражеских войск и в самом логове белого адмирала силы для отражения контрреволюции, сколачивающих отряды в помощь армиям Фрунзе и Тухачевского.
  В «Страшном суде» с большой глубиной проникновения в суть дела, с невиданным богатством охвата событий показаны колчаковщина и восстание пресловутого чехословацкого корпуса. Здесь А. Югов показал себя не только крупным художником, но и большим, вдумчивым исследователем истории. Очень ярко, широко рисует он события на Восточном фронте, происки Антанты, усилия молодой Страны Советов, партии и непосредственно самого Ленина по отражению натиска и разгрому внешних и внутренних врагов первого в мире социалистического государства.
  Показывая людей мятежного чехословацкого корпуса, писатель вскрывает то, как направлялись действия чехословаков американцами, англичанами и французами, показывает, чего стоили слова Масарика и его подручных о любви к России, о дружеских чувствах, о союзническом долге, о решимости защищать  демократию.  Вскрывает  наглое вмешательство чехословацких легионов во внутренние дела нашей страны, их свирепую, беспощадную жестокость к защитникам революции, к ее сторонникам, классовое, социальное расслоение в рядах мятежного корпуса, в результате которого многие чехи и словаки переходят на сторону Советской власти, и то, как возникают и обостряются противоречия между колчаковцами и предводителями иностранных легионов.
  Вслед за Сергеем Шатровым писатель ведет нас в штаб-квартиру Колчака. Со всей глубиной изображает этого честолюбивого эпилептика, показывает весь сложный закулисный механизм, воздействовавший на свержение сибирских «правительств», на смещение командующих и главнокомандующих белыми армиями.
  Широко, с большой впечатляющей силой показаны в романе победы революционных армий, возглавляемых С. С. Каменевым, Фрунзе и Тухачевским. С особой обстоятельностью и теплотой Алексей Югов рисует образ выдающегося полководца Тухачевского.
  Анализируя военно-политическую обстановку, партия весной 1919 года определила, что наибольшая опасность Республике Советов грозит с Восточного фронта, что именно здесь нужно сосредоточить главные военные усилия.
  По приказу большевиков фабрики и заводы, села и города мобилизуют на Восточный фронт десятки тысяч добровольцев. Принимаются меры по увеличению производства оружия и боеприпасов.
  ...Лев Троцкий, в свое время самодовольно заявлявший: «В годы гражданской войны в моих руках сосредоточивалась власть, которую практически можно назвать беспредельной!», — пытался заслуги военных побед молодой Страны Советов приписать исключительно себе. О полководцах, игравших  действительно выдающуюся роль в гражданской войне, он отзывался с пренебрежением. О Фрунзе, например, Лев Давидович с барским высокомерием заявлял, что это «недоучившийся студент, доморощенный стратег, изучивший искусство войны в тюремных одиночках».
  Вслед за Троцким буржуазные фальсификаторы истории принялись раздувать миф о его выдающейся, прямо-таки исключительной роли в гражданской войне.
  Алексей Югов убедительно разоблачает этот миф. С документальной точностью ученого он рисует эпические сцены легендарных побед русского революционного народа. И мы получаем возможность как бы лично увидеть и познать, кто и какую роль играл в деле разгрома колчаковщины.
  Достаточно полно показывает А. Югов деятельность ленинского ЦК по организации отпора Антанте, роль VIII съезда партии в военном строительстве, в частности в мобилизации сил для разгрома Колчака. Какую же гигантскую работу пришлось проделать лично Ленину и Центральному комитету партии по пресечению вреднейших вмешательств Троцкого в действие Восточного фронта!
  В дни, когда Сергей Каменев, «этот выдающийся и невозмутимый стратег, двинул поколебленный было Восточный фронт в победоносное наступление», Троцкий «своей единоличной властью, отметая протест Реввоенсовета фронта», смещает Каменева с поста командующего фронтом, Новым командующим он назначает бывшего генерала Самойло, который почти всю свою воинскую службу провел по ведомству разведки.
  Первые же «стратегические директивы нового комфронта внесли страшную сумятицу и подвергли опасности все, что было достигнуто». Командующий Пятой армией Тухачевский был вынужден послать Самойло телеграмму с просьбой учитывать, что «боевые распоряжения должны быть хорошо обдуманы прежде, чем отданы к исполнению».
  С. С. Каменев, смещенный Троцким с поста командующего фронтом, едет к Ленину. В телеграмме на имя Реввоенсовета фронта Владимир Ильич сообщал и требовал: «По вашему настоянию назначен опять Каменев. Если мы до зимы не завоюем Урала, то я считаю гибель революции неизбежной. Напрягите все силы...» Троцкий и главком Вацетис и после этого, в обход решения партии, продолжали вмешиваться в действия Восточного фронта, стараясь приостановить наступление Красной Армии в районе Уральского хребта. И тогда, чтобы одернуть зарвавшегося Троцкого, являвшегося председателем Реввоенсовета республики, по настоянию Ленина вновь собирается пленум ЦК, который подтвердил свое решение о продолжении наступления. Вацетис был снят с поста главкома. Главнокомандующим всеми вооруженными силами республики назначается С. С. Каменев. Пост командующего Восточным фронтом занял Фрунзе.
  Ленин был убежден, что широкие массы рабочих и крестьян Сибири, захваченной Колчаком, окажут Красной Армии всяческую поддержку. Этим убеждением и руководствовался он, настаивая на решительном наступлении армий Восточного фронта. И действительно, по мере того как все больше поражений несли армии Колчака, на сторону Красной Армии, в партизанские отряды вливалось все больше и больше рабочих и крестьян Сибири. В тылу колчаковцев вспыхивали рабочие восстания. Их возглавляли, направляли по верному пути друзья и сподвижники Кедрова, твердокаменные ленинцы, люди без страха и сомнения.
  А. Югов показал титаническую энергию ума, колоссальное напряжение физических сил, проявленные Лениным в годы революции и гражданской войны, неимоверное напряжение нравственных и духовных сил нашего учителя и вождя. В частности, мы видим Ленина в его битвах за подписание Брестского мира, видим душевную муку его отцовской боли за нас, за судьбы революции. Как много стоили здоровью Ленина эти муки! Это можно понять, читая в романе оценку разговора Владимира Ильича с Крупской. Видя признаки надвигающегося на Ильича смертельного недуга, Надежда Константиновна как-то сказала, что это все от переутомления. И тогда Владимир Ильич «скорбно и болезненно усмехнулся и, покачав головой, возразил ей:
  — Нет, Надюша... нет, нет! Это ни от какого там переутомления. Это... Брест!»
  Дорого, очень дорого обошлись нашей стране словесные клоунады в Бресте Троцкого, который, как пишет Югов, пытался лощеный сапог наглого Гофмана проткнуть «острием своего языка, натренированного на парадоксальных остротах, заведомо предназначенных для истории».
  В романе живо изображен неприглядный облик Троцкого, его поведение как главы делегации в Бресте и то, как это сказалось на положении нашей страны, на деятельности партии. Писатель утверждает: брестское предательство Троцкого, неотвратимо «последовавшие за разрывом переговоров событии укоротили жизнь Ленина не меньше, чем пуля Каплан».
  В дилогии Алексея Югова читатель редко встречается непосредственно с Лениным, его образ проходит через оба романа; мыслями о Ленине, его идеями, думами живут и вдохновляются все положительные герои.
  Образ Ленина проявляется в делах, поступках и восприятиях крупного урало - сибирского промышленника Шатрова и полководца Тухачевского, в настроениях солдат, рабочих, крестьян. Но ярче и полнее всего образ вождя воссоздается через Кедрова — профессионального революционера, имевшего счастье встречаться с Лениным и выполнять непосредственно его задания.
  Образ Кедрова — это большой успех, счастливое творческое завоевание писателя Алексея Югова. Образ в высшей степени оригинальный, самобытный. В Кедрове писатель воплотил характернейшие черты революционера ленинской гвардии — ум, непреклонную  революционную  волю,  кипучую энергию, подлинный патриотизм и высокое служение отечеству и народу, наконец, культуру, образованность, чуткость к людям, заботливость, подлинный демократизм, блестящий талант учителя, воспитателя, наставника, пропагандиста. Мы видим, как под влиянием Кедрова меняются умонастроения людей, в том числе двух братьев Ермаковых, Степана и Кости, вчерашнего солдата Агата Копырникова и многих других. Огромно влияние Кедрова на Арсения Тихоновича Шатрова. А влиять на этого крутого, своенравного человека, обладавшего и кипучим темпераментом, и неукротимой энергией, было нелегко. Подчас дело доходило до ярых  стычек. Характерен в этом отношении спор Кедрова и Шатрова, случившийся после подписания Брестского мира. Наше вынужденное подписание грабительских условий мира подействовало на Шатрова ошеломляюще. С какой стороны ни подходил к нему Кедров, что ни объяснял, ни втолковывал, Шатров кричал: «Не приемлю! Пролитая кровь вопиет, мертвые из братских могил восстанут!»
  И все же Матвей Кедров сумел найти ключ к душе Шатрова, переломил его, заставил окончательно перейти на сторону революции, активнейшим образом служить своему народу.
  Алексей Югов получил множество писем от читателей его дилогии. Трудно удержаться от искушения привести хотя бы несколько из них. Но ограничим свои желания лишь цитатой из письма дочери Сергея Сергеевича Каменева.  Высказав высокую оценку дилогии в целом, она оговаривается, что ее по естественной причине особенно тронул рассказ  о  событиях на Восточном фронте: «Вы так хорошо и верно описали их». Далее, приведя пример того, как в угоду ложной красивости иные авторы искажают известные факты, а тем самым и личности заслуженных людей, И.С. Каменева пишет: «В Вашей же книге все изложено правдиво. Я с удовольствием читала о людях, которых хорошо знала, с которыми встречалась…»
  ...Дилогия Алексея Югова, замечательная своими идейно-художественными достоинствами, особенно актуально воспринимается сегодня, в дни напряженной идеологической борьбы, когда буржуазные «летописцы» пытаются фальсифицировать историю, исказить роль Ленина, Коммунистической партии в организации побед над врагами революции, обелить участников и вдохновителей походов Антанты, представить дело так, что якобы гражданская война в России была сугубо внутренней борьбой политических сил, что будто бы ни одно иностранное государство не вмешивалось во внутренние дела России, ее революции. Дилогия написана во славу Ленина и ленинцев, во славу революции, творцов и защитников Октября.

ВАСИЛИЙ ИЛЬИН

РАДЕТЕЛЬ   О   СУДЬБЕ   РОССИИ
(к 100-летию со дня рождения Алексея Кузьмича Югова)

  Вспоминаю конец пятидесятых, начало шестидесятых годов. То было время, ныне именуемое "хрущевской оттепелью". Маленький, скупой глоток относительной свободы вызвал огромный всплеск творческой волны в среде молодых писателей, художников, всей творческой интеллигенции. Оживилась работа литературных объединений, появился на их заседаниях и собраниях неслыханный и не виданный доселе дух дискуссий и взгляд на предназначение литературы. Из небытия явились народу имена и произведения писателей, погибших в застенках сталинских лагерей. На страницах журналов появились произведения живых прогрессивно мыслящих писателей.
  Не могу объяснить почему, но именно в Сибири находился центр и пик литературного возрождения. В Чите и Кемерове были проведены Всесоюзные семинары молодых литераторов, на которых в Союз писателей была принята большая группа поэтов и прозаиков, сегодня широко известных в России. В их числе было немало представителей Урала и Зауралья.
  В те годы в стране развернулась бурная полемика, я бы сказал, борьба вокруг некоего проекта реорганизации русской грамматики. Ныне никому не известные псевдоученые предлагали, как бы упростить "трудную русскую грамматику", снять "оковы условностей и догм", пересмотреть многие правила правописания. Помню, по теории "новаторов" слово "огурцы" в родительском падеже можно было произносить и писать - "огурцей". На что Леонид Леонов в своей полемической статье сказал:”Я не хочу таких огурцей …” Кажется, что статья так и называлась
  Именно тогда, как призыв набатного колокола, прозвучал голос Алексея Югова в защиту великого русского языка. Газеты и журналы с его статьями были, что называется, нарасхват, их читали не только молодые писатели, интеллигенция, они были на виду и на слуху даже людей, далеких от литературного творчества. Та самая "оттепель" позволила Алексею Югову вслух заявить и высказать все, что давно накопилось и наболело. Его гнев и убийственная доказательность обрушились на гонителей русского языка, на людей, которым он чужд по природе, но которые в своё время стали вершителями его судьбы, деятельность которых была по существу антинародной, антирусской. Так, Югов не оставил камня на камне от словарей Д.Ушакова и других, в которых огромное число истинно русских слов означено запретительной для литературы пометой: "просторечное", "областное", "спец", "устарелое", "разговорное" и так далее. Изгонялись из словаря писателя как просторечные и областные слова: "прясло", "авось", "ножовка", "хлебать", "беремя", "пособить", "непогодь" и многие тысячи других слов, составляющих красоту и величие языка. "Скоро, - писал Алексей Югов, - доживем до того, что и "гвоздь", и "лопата", и "топор" тоже будут "спец"!
  С болью и возмущением говорит он о "безудержной языковой интервенции" - о выхолащивании и бессмысленном засорении русского литературного языка иностранщиной, о пагубной деятельности лжеученых запретителей и педантов, наносящих невосполнимый урон нашему величайшему достоянию. Он с горечью сокрушался: "В 4-м издании "Толкового словаря" Даля было представлено 220 тысяч русских слов. В названном четырехтомном словаре коллектива составителей их... только 85 тысяч. То есть, исключено из литературного языка, страшно молвить, 135 тысяч слов. Да еще из оставшихся-то многие снабжены пометою предостережения". И далее: "Было бы отчего прийти в отчаянье, видя, как благодаря нездоровому течению запретительства всё ширится разрыв между еще не успевшим вокнижиться живым языком народа и языком литературным". Алексей Югов, ценя подлинную культуру речи, беспощадно разоблачал мнимую культуру. "Довелось мне как-то в народном суде слушать бытовое дело. Спрашивают свидетельницу. Она лифтерша. Седая женщина.
  - Скажите, свидетельница, из-за чего испортились отношения между вашими соседями?
  - Право, не знаю, - последовал простой и короткий ответ.     
  Вызывают другую. Молодая особа. Яркая. Секретарша одного учреждения. Повела плечом, скривила губы и этаким протяжно-изнеможенным голосом:
  - Абсолютно не в курсе дела!..."
  Впоследствии этот яркий юговский пример стал поистине классическим. Я его слышал на многочисленных литературных семинарах из уст руководителей.
  В 1962 году вышла книга Алексея Югова "Судьбы родного слова" - плод многих лет трудов и поисков. Тогда еще впереди был триумф юговского "Страшного суда", еще впереди была Государственная премия России, однако считаю, что выход книги "Судьбы родного слова" был его звездным часом. Без преувеличения, эта книга для многих, особенно молодых литераторов, студентов, стала настольной. Для меня тоже. И остается и по сей день, с дорогим автографом Алексея Югова.
  Югов высоко ценил народность в творчестве русских писателей, и образцом в этом ставил великого Пушкина - родоначальника русского литературного языка. В высшей степени народными писателями считал он М.Пришвина, П.Бажова, Б.Шергина.
  Алексей Югов был щедр на помощь молодым. У него было обостренное чутье на талант. И, конечно же, первым признаком такого он считал чувство живого русского языка, народного слова. Отсюда понятна его пламенная любовь к своей малой родине - Зауралью, к его людям с их самобытным укладом жизни, особым говором.    ,-..,
  Логично и естественно, что такой писатель, как Алексей Югов, был кровно и горячо заинтересован подвижнической работой другого языкознатца, тоже нашего земляка, Владимира Павловича Бирюкова. Именно он к одной из главных книг Бирюкова "Уральская копилка", написал предисловие, как он сам когда-то говорил, -напутное слово, и в нем назвал автора Урало-Сибирским Далем. "Необозримы его труды в собирании и глубинном изучении родного слова, его исторических судеб. Человек многосторонних познаний - языковед-руссист, историк, археолог, этнограф, исследователь и собиратель устного народного творчества Урала, Зауралья и Западной Сибири, составитель непревзойденного, хотя и оставшегося в "карточках" "Словаря народного языка на Урале" - В.П.Бирюков в подлинном смысле подвижник русской литературы, подобный Владимиру Далю, человек единой и высокой цели". Так писал Алексей Югов о Владимире Бирюкове.
  Сегодня вновь и вновь остро ощущаешь невосполнимость его отсутствия среди живых. В необозримой смуте и хаосе наших дней, когда культура обречена на гибель, а в лучшем случае на нищенское прозябание, языковая интервенция возобновилась с новой силой. "Плюрализм", "консенсус", "альтернатива", "нонсенс", "рейтинг", "форум", "презентация", "приватизация", "допинг", "смокинг", чтоб тебя чёрт побрал! Всё это звучит с трибун парламентов, пестрит в газетах, разрывая ушные перепонки, несется из эфира и телеэкрана. Так и кажется, что все делается для того, чтобы русскому человеку было как можно непонятней, что это за чертовщина. Пока усвоишь произношение, пока дойдёшь до смысла, - там, смотришь, и оратор-изобретатель мудреных словес уже не у дел, или новых словоблудов на трибуну вынесло. Все стучат кулаком в грудь, клянутся в любви к России, вроде бы пекутся о благе народном, а языка-то народного не знают, стыдятся. А может, они и народа не знают?
  Более того, вновь явилась рать ретивых "реформаторов" русского языка, неведомых нам академиков, предлагающих ломать давно устоявшиеся нормы правописания. Опять предлагается под видом упрощения писать те злополучные "брошюры" и "парашют" с буквой "у" или "кому как удобно". Слова "дочь", "ночь", "чушь" писать "как слышится или как кому удобно"... Казалось бы, безвинные "поправочки", но что за этим стоит? Миллионы людей окажутся "неграмотными". Но это полбеды. "Неграмотно написанной" окажется вся русская литература, начиная от Сумарокова, Кантемира и до наших дней. Многомиллионные тиражи учебников надо будет переиздавать, внося в них нововведения новоявленных реформаторов русского языка.
  Пущенное на самотек, отданное на откуп чистогану издание модернизированных учебников по русскому языку и литературе и без выше указанных новаций нельзя читать без гнева и возмущения. Существовавшая ранее простая и ясная формулировка правил русского языка в новых учебниках обрела вид вычурных шарад, длинных и запутанных толкований.
  Оглядишься вокруг, ища защиты, с грустью поймешь и убедишься: нет у нас после Алексея Югова заступника, равного ему по мощи, мудрости и мужеству. Нет. Но, слава Богу, есть его нетленное наследие - книги. Возьмем же их на вооружение.
  В марте 2002 года исполнилось 100 лет со дня рождения нашего земляка, большого писателя Алексея Кузьмича Югова. Родился он в слободе Каминской Куртамышского района, входившей в ту пору в Оренбургскую губернию, 23 марта. Отец его был волостным писарем. В Кургане Алексей Югов окончил гимназию. Вспоминая родные места, писатель находит нежные слова и возвышенные образы, воспроизводя то, что наполняло его душу с младенческих лет. Он так писал в своей биографии: «Тобол - река моего отрочества. Курган, Куртамыш, слобода Каминская - родные, незабвенные места... С какой явственностью встают на закате дней воспоминания детства, отрочества и юности, и какой отрадой наполняют они душу! Но и не только поэтому мне дороги Тобол и люди Тобола!.. Пусть никто не сочтёт это пристрастием к родному краю, если я с глубокой убеждённостью скажу: "Тобол протекает не только по земле, но и по истории Отечества нашего!"
  Уже несколько поколений воспитывается патриотизму на юговской эпопее «Ратоборцы», включающей в себя книги «Даниил Галицкий» и «Александр Невский». По выходе «Ратоборцев» писатель Пётр Павленко в своём отзыве писал: «Полотно огромное. События взяты в чудесном масштабе. Эпоха дана кистью смелого художника... Русь эпохи Невского и Галицкого показана так, как никогда ещё не показывалась она в русской литературе...»
  «Ратоборцы» написаны в пору расцвета таланта и творчества Югова, Но ведь до этого им были созданы роман «Бессмертие», «Записки разъездного врача», книги о великих русских учёных Павлове и Тимирязеве, многочисленные исторические исследования. Уже в те годы Алексей Кузьмич глубоко изучал древнюю историю Руси, исследовал этапы развития русской литературы и русского языка. Скрупулёзно, с научной щепетильностью он исследовал историю создания «Слова о полку Игореве», сделал его перевод, расшифровал многие «белые пятна» в тексте этого гениального произведения. 
  Вершиной творчества Алексея Югова стала дилогия «Страшный суд», за которую в 1972 году ему была присуждена Государственная премия. Сегодня нет смысла пересказывать какие-то подроб¬ности или содержание этого произведения. Достаточно подчеркнуть, что «Страшный суд» написан на фоне событий в Южном Зауралье в предреволюционные годы и годы гражданской войны.
  Хотелось бы сказать несколько слов о моих встречах с Алексеем Кузьмичом. Но прежде я должен сказать о том, что Алексей Кузьмич многие годы поддерживал, точнее сказать, наводил тесные связи с земляками. У него была регулярная связь с областным комитетом партии, с литераторами области. Например, он принял большое участие в литературной судьбе нашего земляка, писателя Павла Захаровича Кочегина. Он поддержал его первые произведения, а затем дал Кочегину рекомендацию для вступле¬ния в Союз писателей. В своё время отзыв Югова сыграл важную роль в судьбе поэмы Алексея Пляхина «Алёша».
  Как и все люди моего поколения, впервые с творчеством Алексея Югова я познакомился, прочитав эпопею «Ратоборцы». Тогда, в первые послевоенные годы, деревенский мальчишка мог ли думать, что судьба когда-то сведёт меня с автором этого удивительного произведения. Не мог думать об этом, прочитав юговские «Думы о русском слове». Тогда я постигал азы литературного творчества. На занятиях литературных объединений приходилось слышать выступления людей моложе меня, но умевших, как мне казалось, ошеломлять слушателей эрудицией, знанием иностранных слов.
  Книги Алексея Югова, особенно «Судьбы родного слова», привели меня к убеждению, что не надо робеть перед этой псевдоэрудицией, что эти чуждые русскому языку слова необходимо изгонять, выжигать огнём из литературы, из устной речи. В этом во сто крат убедился после встреч с Алексеем Кузьмичом.
  Впервые с ним встретились летом 1975 года, когда Алексей Кузьмич с женой Ольгой Ивановной посетили Курган. Меня, да и многих других писателей поразила удивительная скромность этого человека. Скромность, за которой виделась высочайшая культура, невообразимое огромное знание жизни, литературы, русского языка, истории человечества. Но как неназойливо, как незаметно обнаружились в нём эти качества! Помню, он сказал: «Цепкая, острая память, краснобайство - это ещё не признак таланта. Талант – в богатстве, в состоянии души. Он проявляется на бумаге...»
  Может быть, не тогда, а чуть позже я понял, как беззаветно, как страшно глубоко любил Алексей Кузьмич свою «малую родину», свою колыбель. Помнится, как мы, покойный Яков Терентьевич Вохменцев, Алексей Пляхин, Геннадий Устюжанин с Алексеем Кузьмичом и Ольгой Ивановной, пошли к зданию бывшей гимназии, где учился Алёша Югов. Тогда здание ещё стояло, но уже готовилось к сносу. Оно было в городском саду. Войдя в полуразрушенное помещение, Алексей Кузьмич показывал: «Вот здесь была раздевалка, там вон - буфет, вот тут - наш класс, там - учительская...» Мы не заметили, что в стороне стояла согбенная старушка и всё слышала. Она подошла к нам и сказала: «Алексей Кузьмич, вы всё помните, всё правильно указали... Я и вас помню... Я тогда ещё девчонкой помогала маме убирать...» Алексей Кузьмич не сдержал тихих слез.
  В тот приезд Алексей Кузьмич успел побывать в родном селе Каминском, на даче у писателя Николая Александровича Глебова, встретился с Терентием Семёновичем Мальцевым, побывал в институте Илизарова, в пединституте, на заводах. Через некоторое время он прислал мне номер «Огонька», в котором были опубликованы его впечатления о поездке в родные места. Наша переписка стала регулярной. Вскоре мне пришла бандероль. В ней был двухтомник Алексея Кузьмича с автографом. Я понял тогда, что это было не столько проявлением симпатий ко мне, сколько данью любви к родине, к землякам.
  Последние годы жизни Алексея Кузьмича Югова - это незабвенный пример и урок сыновней любви к отчему краю. После посещения Кургана он писал письма в наш город, по меньшей мере, в десятки адресов. Его приезд на родину, его повышенный интерес к жизни нашего края говорит о многом. Сейчас я понимаю, что позвало его на склоне лет на родину. То была великая любовь к земле, вскормившей его, к святой колыбели младенчества. Писатель, ставший при жизни гордостью России, пришёл поклониться отчему краю. Теперь я знаю, почему одной из любимых песен Алексея Кузьмича была «Среди долины ровныя». Автор её слов Алексей Федорович Мерзляков - наш земляк, уроженец Далматова. После, когда я бывал в Москве на писательских съездах и пленумах, Алексей Кузьмич разыскивал курганцев. Я лично стыдился досаждать ему, но стоило позвонить ему по телефону, становилось ясно: встреча неминуема. Он всегда говорил: «Ольга Ивановна ждёт Вас, она Вам не простит...». Алексей Кузьмич приходил на заседания, разыскивал курганцев в перерывах и буквально за рукав брал и уводил домой, на улицу Горького. В его московской квартире мне довелось побывать дважды. Вернее - посчастливилось. Помню, как мы были в гостях у Юговых с Яковом Вохменцевым. Я с тихим восторгом, с робостью наблюдал, как и о чём говорили два человека, умудрённые жизнью. Обоих объединяла любовь к нашему краю. С каким любопытством, я бы сказал, с жадностью Алексей Кузьмич расспрашивал о делах и жизни курганцев.
  Помню, Алексей Кузьмич, не употреблявший хмельного, предложил: «А не спеть ли нам песню?» И запел «Среди долины ровныя». Я его поддержал. После песни он сказал мне: «Вот хорошо, Иван Павлович (он по причине интеллигентности никак не соглашался называть меня без отчества, хотя я ему годился в сыновья), - вот хорошо, как я рад, что Вы знаете эту песню. Передайте её своим детям...».
  Потом... Потом были печальные вести...
  Когда уже не было с нами Алексея Кузьмича Югова, в 1982 году, когда отмечалось 80 лет со дня его рождения, мне довелось от имени земляков выступать на вечере в Центральном Доме литераторов. По составу присутствующих на вечере, по выступлениям ораторов, по отсутствию свободных мест в зале я тогда ещё раз убедился, какой огромной любовью народа пользовался Алексей Кузьмич Югов, поистине народный писатель... На всю жизнь для меня останется живым образ Алексея Кузьмича Югова - большого писателя, великого патриота земли русской, учителя, Человека.

Иван Яган

Список изданного

Аяхта. Москва, изд. «Молодая гвардия», 1931
Рычаг. Москва, изд. «Молодая гвардия», 1933
Климент Аркадьевич Тимирязев. Москва, «Детиздат», 1936, 1953


  Павлов. 1939, 1941, 1942, 1943, 1953











  Слово о полку Игореве: перевод. 1945, 1970, 1975











  Бессмертие. Москва, изд. «Советский писатель», 1944, 1947, 1951









Светоносцы. 1946, 1949, 1950, 1956, 1962, 1972, 1983, 1986, 1990, 1992
Свет над Волгой. Москва, изд. «Советский писатель», 1953
Отважное сердце. 1955, 1961, 1983, 1981, 1984,


  На большой реке. Москва, изд. «Молодая гвардия», 1960











  Судьбы родного слова. Москва, изд. «Молодая гвардия», 1962












  Шатровы. Изд. «Московский рабочий», 1967












  Страшный суд. Эпопея в двух романах. 1971, 1974, 1978, 1979, 1986, 1987












  Думы о русском слове. Москва, изд. «Современник», 1972, 1975











  Избранные произведения в  2 томах. Москва, изд. «Художественная литература», 1975











  т.1: Ратоборцы
   т.2: Страшный суд








Собрание сочинений в 4 томах. Москва, изд. «Советская Россия», 1984-1985
т.1.Страшный суд: Эпопея в двух романах
т.2.Бессмертие: Роман «Павлов»: Очерк жизни и деятельности
т.З.Ратоборцы
т.4. Слово о полку Игореве: перевод
Александр Невский. 1986, 1990, 1993

     Книги

Президент РФ
Министерство культуры РФ
Правительство Курганской области
Портал «Культура. Гранты России»-общероссийская база конкурсов и грантов в области культуры и искусства
Официальный аккаунт Управления культуры Курганской области в Одноклассниках
Единый портал популяризации культурного наследия «Культура.РФ»
Официальный сайт Российской Федерации для размещения информации о размещении заказов
Обелиски нашей памяти
Зауралье-ONLINE
Лица Зауралья
Народы Зауралья
Книга Памяти Зауралья
Русская мечта (Курганская область зовет!)
Город среда
Решаем вместе
Не убран мусор, яма на дороге, не горит фонарь? Столкнулись с проблемой — сообщите о ней!

В начало страницы      
Главная | Контакты | Об Управлении | Добровольчество | Отрасль | Документы | Интернет приемная | Кадровая политика | НОК | Открытые данные | Писатели Зауралья | Национальные проекты | Охрана труда | Профилактика безнадзорности | Модельные проекты | Туризм | Поиск
Главный редактор Речкалова Н.В., техническая поддержка: Департамент информационных технологий и цифрового развития Курганской области
©2024 www.kultura.kurganobl.ru, обновлено 27.04.2024 15:29