Вохменцев Яков
Автобиография
Окрестности деревни Вохменки Юргамышского района Челябинской (ныне Курганской) области, в которой я родился и вырос, мне и теперь кажутся самыми интересными местами. Кругом отлогие холмы, покрытые могучим лесом, а за ними – рыбные озера. Много озер.
Семья у нас была большая, дружная и трудолюбивая. Мой отец когда-то был матросом, участвовал в русско-японской войне. Он любил и умел рассказывать нам о своей службе.
Мои родители были неграмотными, но в зимнее время каждый вечер заставляли нас, детей, вслух читать книжки. Так в нашей семье зарождалась любовь к литературе. Мои сестры и братья тоже пробовали писать стихи. Младший брат Василий в последние годы своей жизни часто выступал в печати со стихами. Он погиб на фронте в начале 42 г.
Из всего, что я успел прочитать в юности, наиболее сильное впечатление на меня произвели книги Н. Некрасова и М. Горько. Именно Некрасов укрепил в душе моей желание всерьез работать над стихами. А Горький книгой «Мои университеты» внушил мысль о необходимости скитаний по стране.
Мне было 17 лет, когда без копейки в кармане я отправился путешествовать. Около двух лет ходил и ездил по Уралу, Поволжью, Кавказу, Центральной России. Набирался впечатлений и тут же излагал их в стихах. Потом с толстой тетрадью стихов обратился в одну из столичных редакций. Там все мои стихи деликатно, но решительно забраковали. Все заподозрили у меня способности и посоветовали учиться.
Я приехал в Магнитогорск и поступил в горный институт, но через год бросил…
В Магнитогорске я познакомился со многими литераторами, в том числе с Б. Ручьевым и Я. Смеляковым, которым тогда было только по 19 лет, но они уже приобретали популярность. Думаю, что общение с ними было полезным для меня.
В январском номере журнала «За Магнитострой литературы» за 1933 год было напечатано мое первое стихотворение «Две песни». А с 34 я стал уже систематически выступать со стихами в различных газетах Урала.
В сентябре 1937 года меня взяли на действительную службу в Красную Армию. Около года учился в Свердловской военной школе санитарных инструкторов. По окончанию ее был командирован для продолжения службы в наши войска, расположенные на территории Монгольской Народной Республики. Там почти сразу мня направили на работу в редакцию дивизионной газеты.
Тогда же начал заочно учиться в Литинституте. Выполнил все задания за первый курс, а на сессию не попал – помешали японцы, пришедшие на Халхин-Гол. Там участвовал в боях в качестве журналиста. Учебу в институте надеялся возобновить позднее. Но от этой надежды пришлось отказаться.
С марта 1942 до января 44-го участвовал в боях на Волховском фронте в качестве младшего командира. Был ранен. Вернулся из госпиталя в марте 44 г. До конца войны работал сотрудником дивизионной газеты.
После войны вернулся в редакцию газеты «Челябинский рабочий». Первое мое стихотворение в Москве было напечатано по рекомендации А. Твардовского в 46 г. (журн. «Огонек»). Первую книгу выпустил в 1950 году, всего издал больше 10 книг стихов.
Семья у нас была большая, дружная и трудолюбивая. Мой отец когда-то был матросом, участвовал в русско-японской войне. Он любил и умел рассказывать нам о своей службе.
Мои родители были неграмотными, но в зимнее время каждый вечер заставляли нас, детей, вслух читать книжки. Так в нашей семье зарождалась любовь к литературе. Мои сестры и братья тоже пробовали писать стихи. Младший брат Василий в последние годы своей жизни часто выступал в печати со стихами. Он погиб на фронте в начале 42 г.
Из всего, что я успел прочитать в юности, наиболее сильное впечатление на меня произвели книги Н. Некрасова и М. Горько. Именно Некрасов укрепил в душе моей желание всерьез работать над стихами. А Горький книгой «Мои университеты» внушил мысль о необходимости скитаний по стране.
Мне было 17 лет, когда без копейки в кармане я отправился путешествовать. Около двух лет ходил и ездил по Уралу, Поволжью, Кавказу, Центральной России. Набирался впечатлений и тут же излагал их в стихах. Потом с толстой тетрадью стихов обратился в одну из столичных редакций. Там все мои стихи деликатно, но решительно забраковали. Все заподозрили у меня способности и посоветовали учиться.
Я приехал в Магнитогорск и поступил в горный институт, но через год бросил…
В Магнитогорске я познакомился со многими литераторами, в том числе с Б. Ручьевым и Я. Смеляковым, которым тогда было только по 19 лет, но они уже приобретали популярность. Думаю, что общение с ними было полезным для меня.
В январском номере журнала «За Магнитострой литературы» за 1933 год было напечатано мое первое стихотворение «Две песни». А с 34 я стал уже систематически выступать со стихами в различных газетах Урала.
В сентябре 1937 года меня взяли на действительную службу в Красную Армию. Около года учился в Свердловской военной школе санитарных инструкторов. По окончанию ее был командирован для продолжения службы в наши войска, расположенные на территории Монгольской Народной Республики. Там почти сразу мня направили на работу в редакцию дивизионной газеты.
Тогда же начал заочно учиться в Литинституте. Выполнил все задания за первый курс, а на сессию не попал – помешали японцы, пришедшие на Халхин-Гол. Там участвовал в боях в качестве журналиста. Учебу в институте надеялся возобновить позднее. Но от этой надежды пришлось отказаться.
С марта 1942 до января 44-го участвовал в боях на Волховском фронте в качестве младшего командира. Был ранен. Вернулся из госпиталя в марте 44 г. До конца войны работал сотрудником дивизионной газеты.
После войны вернулся в редакцию газеты «Челябинский рабочий». Первое мое стихотворение в Москве было напечатано по рекомендации А. Твардовского в 46 г. (журн. «Огонек»). Первую книгу выпустил в 1950 году, всего издал больше 10 книг стихов.
Дополнительно: до войны Яков Терентьевич работал вздымщиком, землекопом, рабочим на торфо-разработках, гидро-метеорологическим наблюдателем в геолого-разведывательной партии, слесарем кирпичного завода, литературным сотрудником газеты «Наш трактор», а после войны – руководил литературным объединением, работал литературным консультантом. С 1960 по 1963 год – ответственный секретарь Челябинской писательской организацией.
СПИСОК ИЗДАННОГО
Степная песня.
Челябинск,
Южно-Уральское
книжное издательство,
1955
Мы весёлые подружки.
Челябинск,
Южно-Уральское
книжное издательство,
1957
Не хмурьтесь, друзья.
Челябинск,
Южно-Уральское
книжное издательство,
1958
Учёный кот (басни).
Свердловск,
Средне-Уральское
книжное издательство,
1960
Положа руку на сердце.
Челябинск,
Южно-Уральское
книжное издательство,
1960
Не ради красного словца. Челябинск,
Южно-Уральское
книжное издательство,
1962
Дело не в возрасте. Челябинск,
Южно-Уральское
книжное издательство,
1963
Про нас. Челябинск,
Южно-Уральское
книжное издательство,
1963
Слышу зов земли. Челябинск,
Южно-Уральское
книжное издательство,
1966
Разговор с друзьями. Челябинск,
Южно-Уральское
книжное издательство,
1971
Живёт на свете человек. Москва,
издательство
«Советская Россия»,
1971
Третья зрелость. Челябинск,
Южно-Уральское
книжное издательство,
1973
Застенчивая профессия. Москва,
издательство
«Современник»,
1979
Село Смолино. Открытие Дня поэзии. 1967 год.
Иван ЯГАН
Иван ЯГАН
ЧЕСТНОЕ СЕРДЦЕ ПОЭТА
Вот я листаю страницы его книг стихов и басен и не могу оторваться. Не верится, что автора нет среди нас уже много лет. Не верится потому, что ушел он из жизни слишком рано. А ещё потому, что все им созданное, кажется, написано сегодня, всё созвучно с нынешним днём. Никак не стирается из памяти и воображения даже его внешний облик, его голос, его добрый, порой лукаво испытующий взгляд, его, чаще застенчивая, улыбка. Обидно, что он, человек непьющий и некурящий, почти никогда не жаловавшийся на здоровье, вдруг так вот неожиданно и почти в одночасье…
Люди, близко знавшие его, знают, что у него, у поэта Якова Вохменцева, было одно уязвимое место – до предела обнаженное и беззащитное сердце. Всё происходившее вокруг касалось поэта «не левее сердца». Он был один из немногих, кто не трусил назвать подлость и глупость своими именами. В стихотворении «Враги» он писал:
Люди, близко знавшие его, знают, что у него, у поэта Якова Вохменцева, было одно уязвимое место – до предела обнаженное и беззащитное сердце. Всё происходившее вокруг касалось поэта «не левее сердца». Он был один из немногих, кто не трусил назвать подлость и глупость своими именами. В стихотворении «Враги» он писал:
У меня врагов на свете много,
Кроме тех, что там, за рубежом…
…Я умом, что сердцу подконтролен,
Их вчерне определяю так:
Враг – он всем на свете недоволен,
Кто доволен всем, тот тоже - враг.
Выходец из крестьянской семьи, где высоко чтилась нравственность и прививалась любовь к русской литературе, он с отрочества был очарован Некрасовым и Горьким. И под их влиянием пытался следовать их жизненному примеру: в 17 лет, без гроша за душой, со светлой романтической думой Яков Вохменцев отправился в путешествие по Руси. Исходил Урал, Поволжье, Центральную Россию, Кавказ. В тридцатые годы на Магнитке судьба свела его с Ярославом Смеляковым и Борисом Ручьевым. Думаю, что яростное и звонкое их творчество, их личные человеческие качества сослужили добрую службу в формировании мировоззрения и поведения поэта Якова Вохменцева. Впоследствии Я.Смеляков и Б.Ручьев были репрессированы, как и более 500 других советских писателей. Якова Вохменцева от этой участи, может быть, спас призыв на воинскую службу. И он рядовым солдатом, младшим командиром и военным газетчиком прошел две войны: участвовал в боях на Халкин-Голе и Волховском фронте. Был ранен.
Перу Якова Вохменцева принадлежит более десятка поэтических книг. Первые публикации относятся к 1933 году, а первая книга вышла в 1950 году. Его стихи по рекомендации А.Твардовского печатались в «Огоньке», а затем и в «Новом мире». Очень поэтичны сами названия его стихотворных сборников: «Слышу зов земли», «Третья зрелость», «Разговор с друзьями», «Не ради красного словца», «Дело не в возрасте», «Застенчивая профессия». За многие годы его стихи печатались в журналах «Октябрь», «Наш современник», «Москва», «Урал», «Уральский следопыт», в «Комсомольской правде» и «Литературной газете».
И трудно, и легко кратко охарактеризовать творчество Якова Вохменцева. Трудно потому, что оно своеобразно и отличается «лица не общим выраженьем». Легко потому, что оно очень цельно. Как в истинно талантливом творчестве, в нем сочетались сердечный лиризм (когда речь идёт о любви к Родине, к земле и человеку), крестьянская мудрость, помноженная на приобретенную высокую культуру, уверенное мужество солдата и глубоко осознанный долг гражданина. И ещё – органично жившие в нём юмор и убийственная сатира:
Перу Якова Вохменцева принадлежит более десятка поэтических книг. Первые публикации относятся к 1933 году, а первая книга вышла в 1950 году. Его стихи по рекомендации А.Твардовского печатались в «Огоньке», а затем и в «Новом мире». Очень поэтичны сами названия его стихотворных сборников: «Слышу зов земли», «Третья зрелость», «Разговор с друзьями», «Не ради красного словца», «Дело не в возрасте», «Застенчивая профессия». За многие годы его стихи печатались в журналах «Октябрь», «Наш современник», «Москва», «Урал», «Уральский следопыт», в «Комсомольской правде» и «Литературной газете».
И трудно, и легко кратко охарактеризовать творчество Якова Вохменцева. Трудно потому, что оно своеобразно и отличается «лица не общим выраженьем». Легко потому, что оно очень цельно. Как в истинно талантливом творчестве, в нем сочетались сердечный лиризм (когда речь идёт о любви к Родине, к земле и человеку), крестьянская мудрость, помноженная на приобретенную высокую культуру, уверенное мужество солдата и глубоко осознанный долг гражданина. И ещё – органично жившие в нём юмор и убийственная сатира:
Нет, не спорим, критика,
с тобой мы.
Но известно всем,
кто воевал:
Мало проку от одной обоймы
Там, где нужен
целый арсенал.
Надо сказать, что чаще всё-таки шутка, юмор поэта шли от его сердечной доброты и теплоты душевной. Был он великолепным мастером дружеского шаржа, блестящего экспромта. Как-то зашел он в наш Союз и спрашивает, улыбаясь:
- Вы читали в воскресном номере «Советского Зауралья» стихотворение Володи Генделя «Доброта»
- Читали, - говорим.
- Ну и как?
- Да вроде бы…
- А я вот тут, - говорит, - по дороге четверостишие сочинил по этому поводу. Вот послушайте:
- Вы читали в воскресном номере «Советского Зауралья» стихотворение Володи Генделя «Доброта»
- Читали, - говорим.
- Ну и как?
- Да вроде бы…
- А я вот тут, - говорит, - по дороге четверостишие сочинил по этому поводу. Вот послушайте:
На доброту у нас огромный спрос,
И уменьшаться впредь он вряд ли станет.
Добру людей учил Исус Христос,
Теперь же эту лямку Гендель тянет…
С первого дня создания Курганской писательской организации Яков Терентьевич десять лет был бессменным её руководителем. Он много сделал для роста её рядов и создания атмосферы дружбы и творческого взаимопонимания в ней, для роста, воспитания молодых дарований.
Как известно, у писателя нет отпусков, как нет и понятия о пенсионном возрасте. Яков Терентьевич после своих шестидесяти был так же, как и прежде, весь в творческих поисках , в волнениях и борениях с рутиной и бюрократизмом, со всем, что мы сегодня нарекли словом «застой». Он с большим жаром обратился к жанру публицистики и создал ряд проблемных статей на тему о несовершенстве нашего законодательства в вопросах борьбы с хулиганством, воровством и т.д. Работал он над пьесами и автобиографической повестью. Не порывал с поэзией. Вел большую работу по пропаганде литературы и литературных знаний. Причём делал это блестяще, талантливо.
Впервые пишу о том, о чём мало кто знал и знает.
Как известно, родина Якова Терентьевича – деревня Вохменка Юргамышского района. Живописное озеро разделяет её с деревней Острова. Деревни соединены между собой деревянным мостом. Вокруг берёзовые и сосновые боры с ягодами и грибами. Живя в Кургане, Яков Терентьевич в своё время в Островах купил развалюшку с огородиком. На её месте он и построил скромную деревянную дачку, в которой летом отдыхал, писал, рыбачил на озере, растил овощи. Большую часть приусадебного участка занимали цветы. Их выращивала жена Якова Терентьевича, Валентина Ивановна. Она знала в них толк и занималась этим делом фанатично, самозабвенно.
Сюда, в Острова, часто наезжали из Кургана, Челябинска и из других мест друзья поэта. Не раз бывал здесь и я с курганскими писателями. Однажды мы с Алексеем Пляхиным посетили Острова. На озере, в камышах, Яков Терентьевич поставил на ночь сеть. Утром, сев в лодку, поплыл проверить её. Мы с Пляхиным ждали на берегу. Смотрим: что-то вынул из сети и кричит нам, подняв «улов» в руке:
- Утенок дикий в сеть угодил…
Утёнок был жив и невредим. Яков Терентьевич пустил его с ладони на воду. Птенец, почувствовав освобождение, быстро-быстро поплыл от лодки к видневшемуся вдали табунку, оставляя бурунчик следа на озёрной глади. А Яков Терентьевич, обернувшись к нам, громко процитировал раннего Пушкина:
Как известно, у писателя нет отпусков, как нет и понятия о пенсионном возрасте. Яков Терентьевич после своих шестидесяти был так же, как и прежде, весь в творческих поисках , в волнениях и борениях с рутиной и бюрократизмом, со всем, что мы сегодня нарекли словом «застой». Он с большим жаром обратился к жанру публицистики и создал ряд проблемных статей на тему о несовершенстве нашего законодательства в вопросах борьбы с хулиганством, воровством и т.д. Работал он над пьесами и автобиографической повестью. Не порывал с поэзией. Вел большую работу по пропаганде литературы и литературных знаний. Причём делал это блестяще, талантливо.
Впервые пишу о том, о чём мало кто знал и знает.
Как известно, родина Якова Терентьевича – деревня Вохменка Юргамышского района. Живописное озеро разделяет её с деревней Острова. Деревни соединены между собой деревянным мостом. Вокруг берёзовые и сосновые боры с ягодами и грибами. Живя в Кургане, Яков Терентьевич в своё время в Островах купил развалюшку с огородиком. На её месте он и построил скромную деревянную дачку, в которой летом отдыхал, писал, рыбачил на озере, растил овощи. Большую часть приусадебного участка занимали цветы. Их выращивала жена Якова Терентьевича, Валентина Ивановна. Она знала в них толк и занималась этим делом фанатично, самозабвенно.
Сюда, в Острова, часто наезжали из Кургана, Челябинска и из других мест друзья поэта. Не раз бывал здесь и я с курганскими писателями. Однажды мы с Алексеем Пляхиным посетили Острова. На озере, в камышах, Яков Терентьевич поставил на ночь сеть. Утром, сев в лодку, поплыл проверить её. Мы с Пляхиным ждали на берегу. Смотрим: что-то вынул из сети и кричит нам, подняв «улов» в руке:
- Утенок дикий в сеть угодил…
Утёнок был жив и невредим. Яков Терентьевич пустил его с ладони на воду. Птенец, почувствовав освобождение, быстро-быстро поплыл от лодки к видневшемуся вдали табунку, оставляя бурунчик следа на озёрной глади. А Яков Терентьевич, обернувшись к нам, громко процитировал раннего Пушкина:
Я стал доступен утешенью;
За что на Бога мне роптать,
Когда хоть одному творенью
Я мог свободу даровать!
Бывали вечера, когда мы устраивались на крыльце, любовались гладью ночного озера, звездным небом, вели нескончаемые беседы о былом, настоящем и будущем. Часто под гитару пели русские, украинские, фронтовые песни. Отрада и мир окружали нас. Мне , кажется, это были действительно минуты радости и счастья от дружбы, взаимопонимания. Никто не думал, что беда могла затаиться где-то рядом…
Однажды Яков Терентьевич появился в писательской организации чем-то угнетенный, подавленный. Я это заметил с первого взгляда и спросил, в чём дело. Он в ответ махнул обречёно рукой и сказал:
- Да нашлись там у нас в районе придурки, издеваются…
- В чём дело? – спрашиваю, - Кто такие и что происходит?
- Районный землеустроитель одолевает. Говорит, по закону, я не имею права пользоваться дачей, так как я человек городской, а земля колхозная. Говорит, я должен ликвидировать дачу сам, или же он снесёт её бульдозером…
- И давно это началось? – спрашиваю.
- Ещё с прошлого года стал цепляться, а в этом году с самой весны к горлу приступает… Кому пожаловаться – не знаю. Пробовал в райкоме правду искать, говорят , закон есть закон…
Конечно же, творилось беззаконие над заслуженным поэтом, участником двух войн, над человеком, кровно связанным с родной землей, старым человеком. Тупость и подлость, крючкотворство и хамство – всё было в деяниях мелкого чиновника – землеустроителя. В этом я убедился на следующее утро. На моём столе лежало письмо того самого землеустроителя из Юргамыша . Вот что он писал мне, руководителю писательской организации: «Уважаемый товарищ И.П.Яган ! Просим вашего воздействия на гр. Вохменцева Я.Т., незаконно занимающего земельный участок в с.Острова и незаконно построившего дачу на указанном участке. На наши неоднократные предписания по добровольному сносу дома гр.Вохменцев положительно не реагирует, а наоборот…
Предупреждаем, что если гр.Вохменцев в ближайшее время не выполнит наших предписаний, дом будет снесён в принудительном порядке…
Подпись»
Однажды Яков Терентьевич появился в писательской организации чем-то угнетенный, подавленный. Я это заметил с первого взгляда и спросил, в чём дело. Он в ответ махнул обречёно рукой и сказал:
- Да нашлись там у нас в районе придурки, издеваются…
- В чём дело? – спрашиваю, - Кто такие и что происходит?
- Районный землеустроитель одолевает. Говорит, по закону, я не имею права пользоваться дачей, так как я человек городской, а земля колхозная. Говорит, я должен ликвидировать дачу сам, или же он снесёт её бульдозером…
- И давно это началось? – спрашиваю.
- Ещё с прошлого года стал цепляться, а в этом году с самой весны к горлу приступает… Кому пожаловаться – не знаю. Пробовал в райкоме правду искать, говорят , закон есть закон…
Конечно же, творилось беззаконие над заслуженным поэтом, участником двух войн, над человеком, кровно связанным с родной землей, старым человеком. Тупость и подлость, крючкотворство и хамство – всё было в деяниях мелкого чиновника – землеустроителя. В этом я убедился на следующее утро. На моём столе лежало письмо того самого землеустроителя из Юргамыша . Вот что он писал мне, руководителю писательской организации: «Уважаемый товарищ И.П.Яган ! Просим вашего воздействия на гр. Вохменцева Я.Т., незаконно занимающего земельный участок в с.Острова и незаконно построившего дачу на указанном участке. На наши неоднократные предписания по добровольному сносу дома гр.Вохменцев положительно не реагирует, а наоборот…
Предупреждаем, что если гр.Вохменцев в ближайшее время не выполнит наших предписаний, дом будет снесён в принудительном порядке…
Подпись»
За давностью времени я забыл фамилию того негодяя районного масштаба. Но хорошо помню фамилию тогдашнего первого секретаря Юргамышского райкома партии: Худяков. Я связался с ним по телефону, изложил суть дела. Конечно же, он не знал ничего об этом, пообещал немедленно остановить эту вакханалию, а кое-кого…
Своё обещание товарищ Худяков выполнил. Но было уже поздно. Через день мне позвонила рано утром Валентина Ивановна:
- Яков Терентьевич в больнице. Тяжелейший инфаркт…
Днём мы с Алексеем Пляхиным сумели добиться у врачей свидания с Яковом Терентьевичем. Узнать его было трудно. В лице - ни кровинки. Размытые до молочного цвета глаза. Говорил он шепотом. На прощание он еле слышно сказал:
- Ребята, берегите друг друга…
На следующее утро новый звонок от Валентины Ивановны:
- Якова Терентьевича больше нет…
Похоронили мы его в Островах, на светлом сельском кладбище под сенью белых берёз. Рядом могила другого писателя – Ивана Терентьевича Коробейникова.
Мы должны быть благодарны ему и за то, что он сумел и успел сделать.
Накануне 75-летия со дня рождения поэта Якова Терентьевича Вохменцева Курганский городской Совет народных депутатов принял решение: на доме № 59 по улице Пролетарской, где жил поэт, установить мемориальную доску. Своей жизнью и творчеством поэт заслужил эту память и уважение.
Своё обещание товарищ Худяков выполнил. Но было уже поздно. Через день мне позвонила рано утром Валентина Ивановна:
- Яков Терентьевич в больнице. Тяжелейший инфаркт…
Днём мы с Алексеем Пляхиным сумели добиться у врачей свидания с Яковом Терентьевичем. Узнать его было трудно. В лице - ни кровинки. Размытые до молочного цвета глаза. Говорил он шепотом. На прощание он еле слышно сказал:
- Ребята, берегите друг друга…
На следующее утро новый звонок от Валентины Ивановны:
- Якова Терентьевича больше нет…
Похоронили мы его в Островах, на светлом сельском кладбище под сенью белых берёз. Рядом могила другого писателя – Ивана Терентьевича Коробейникова.
Мы должны быть благодарны ему и за то, что он сумел и успел сделать.
Накануне 75-летия со дня рождения поэта Якова Терентьевича Вохменцева Курганский городской Совет народных депутатов принял решение: на доме № 59 по улице Пролетарской, где жил поэт, установить мемориальную доску. Своей жизнью и творчеством поэт заслужил эту память и уважение.
Слева направо: Яков Вохменцев, Алексей Югов, Геннадий Устюжанин, Иван Яган
С Владимиром Бирюковым.
стихи Якова Вохменцева
Она когда-то мельницей была,
А нынче лишь для древоточцев пища.
Культяпкою последнего крыла
Показывает в сторону кладбища.
Понятный жест. Но медлят Острова –
Им недосуг возиться с нею, что ли.
И сельсовет недавно на дрова
Ее решил отдать Островской школе.
И вот уже дотошный педсовет
У стен прогнивших заседает стоя.
Ломать. Но как? Да ведь и смысла нет
По ветру вся развеется трухою.
Вокруг нее все та же благодать:
Холмы, озера, и леса, и хаты.
Легко ль тебе, старушка, сознавать,
Что никому на свете не нужна ты?
ЛИСТОПАД
В лесу оставив дятла да сороку,
Пернатый мир таинственно исчез.
Годичный круг свой завершая к сроку,
Угомонился обнаженный лес.
Светло в нем как-то стало и просторно,
Ушли в сосняк и теснота, и мрак.
В ладошку ветра вяз кладет покорно
Едва ли не последний свой пятак.
А человек смущается, дотошный,
Безрадостною мыслью осенен:
Хоть под ногой ковер листвы роскошной,
Но это все же роскошь похорон.
ПРИРОДА И МЫ
Еще не смолкли вешние потоки,
А тут на склонах уж пошла трава.
Осмысленной прилежности уроки
Нам не зазорно брать у естества.
Хоть обязательств нету у природы,
А все работы выполняет в срок:
Спешит, как должно,
в трубку выгнать всходы
И распечатать каждый колосок.
Она как будто всюду без усилья
Свой ежегодно выполняет план.
Зеленые корчаги в изобилье
Выкатывает солнце на баштан.
Глянь, туча лезет к центру небосвода –
На всю железку жмут и дождь, и гром.
Знать, график свой составила природа,
А человек здесь вроде ни при чем.
И пусть я скромный деревенский житель,
Но все растет здесь так, как я хочу.
Недаром дуб, как властный покровитель,
Меня похлопал веткой по плечу.
ОПЯТЬ НА РОДИНЕ
В отцовский край меня позвало лето,
Где царство сыроежек и маслят.
Здесь, как на праздник, вся земля одета,
Березы носят лучший свой наряд.
А на соснах, с рожденья осторожных,
Все те же дохи, только посветлей.
Сама природа чувствует, возможно,
Что сообразно и необходимо ей.
В бору под ноги брошен войлок хвойный -
Пришельцу тут прохлада и почет.
В делянках так безветренно и знойно,
Что даже с пней янтарный пот течет.
Лес пахнет земляникой и бензином –
Индустрия берет природу в плен.
Здесь лесовозы воют по низинам,
В нетвердый грунт врезаясь до колен.
Я здесь в гостях у собственного детства
Ищу обрывки вековой тиши.
На белом свете нету лучше средства
От всяких травм натруженной души.
ЗИМА
Это что же ты, зима, наделала –
Погрузила в дрему все кругом.
Беспробудно спит равнина белая,
Каждый куст объят спокойным сном.
Славно колки спят белоколонные –
Снятся им концерты вешних птах.
Только для чего-то сосны сонные
Держат снег в игольчатых горстях.
Мы не спим! Иди поближе к нам... –
Зимний лес - бездумный озорник:
Любят сосны торопливым лыжникам
Горстью снег бросать за воротник.
ГРАЧИ
Вливается в окна вагонов
Лесной, не прогревшийся воздух.
В прозрачных березовых кронах
Чернеют грачиные гнезда.
Пусть поезд поблизости мчится,
Грачи не взлетают в тревоге.
Что их заставляет гнездиться
У самой железной дороги?
Хочу я понять, но причина
От нас, недогадливых, скрыта:
Обилье ли пищи грачиной?
От кровных врагов ли защита?
Отсюда стрельбой не прогнать их,
Настойчивы птицы-пройдохи.
А может, и царства пернатых
Коснулось дыханье эпохи?..
ТРУДНЫЙ ГОД
Опять не радует прогноз –
Что за страда под кровлей хаты?
Будь Бог, с него и был бы спрос,
Синоптики ж не виноваты.
Исколеси весь белый свет –
Насмотришься на гибель хлеба.
А все еще на свете нет
Машины для расчистки неба.
Хороший урожай созрел,
Как довести его до дела?
Здесь каждый колос пожелтел
И все начальство почернело.
А старики в плену забот
Между собой твердят про это: -
В такой, как нынче, трудный год
Всего дороже бабье лето.
КАРТИНКА С НАТУРЫ
Два заспанных бульдозера –
Рыхлителя земли –
Изрыли берег озера
И, хрюкая, ушли.
Из теплой тинной сырости,
Хоть здесь отнюдь не юг,
Тростник сумел повырасти
Огромный, как бамбук.
Прибрежных ветел готика
Стоит во всей красе.
Мальчишки удят с плотика
Червонных карасей.
И чуть не круглосуточно
(И ночью видя цель)
Работает, как удочка,
Скрипучий журавель.
Я не запасся числами...
Быть может, сто годов
Здесь люди коромыслами
Уносят свой улов.
ТРЕТЬЯ ЗРЕЛОСТЬ
Чредой идут незыблемые годы –
Они прочней, чем камень иль металл.
По всем законам ревностной природы
Вчерашний мальчик нынче мужем стал.
Он, хоть с трудом, учебу кончил где-то,
Хоть незавидный - получил диплом.
Влюбясь, женился. Ждут с женою деток,
Чтоб шумным стал пока что тихий дом.
Не больно в тягость для него работа –
Ведь не дурак, чтоб делать за троих.
Пускай в беде, в нужде скребется кто-то,
Ему какое дело до других?
Душа одета в бронзовые латы –
Их не пробьют ни жалость и ни страх.
Он знает: люди сами виноваты,
Когда они застряли в слабаках.
У нас давно бесправных нет холопов,
Союз для всех нас как отцовский дом.
А если ты мастак ушами хлопать,
Пускай тебе сочувствует завком.
Так думал он, приласканный удачей,
Живя с семьей отнюдь не в шалаше.
Но червь сомненья - крохотный, незрячий –
Завелся все-таки в его душе.
На свете ты не знаешь высшей цели,
Чем услуженье самому себе.
А много ль тех, кто нынче в самом деле
Печется только о своей судьбе?
Забыть не сможет их страна родная,
Тех, кто свершая самый главный шаг,
Шли на погибель, превосходно зная,
Что не получат ни малейших благ.
Вот и тебе как будто захотелось
Одной заботой жить со всей страной. ...
Так человек вступает в третью зрелость,
Пусть даже убеленный сединой.
ФИЗИКИ И ЛИРИКИ
Как человечеству приспеет
Умом бесчувственным блеснуть,
Идет на подвиг Менделеев,
Иль Эдиссон, иль кто-нибудь.
А не случись их, знаменитых,
Так все равно в струе времен
Была б Америка открыта
И пылесос изобретен.
Приходят к нам успехи эти,
Когда для них черед настал.
Без Пушкина никто на свете
«Онегина» б не написал.
Список книги
А нынче лишь для древоточцев пища.
Культяпкою последнего крыла
Показывает в сторону кладбища.
Понятный жест. Но медлят Острова –
Им недосуг возиться с нею, что ли.
И сельсовет недавно на дрова
Ее решил отдать Островской школе.
И вот уже дотошный педсовет
У стен прогнивших заседает стоя.
Ломать. Но как? Да ведь и смысла нет
По ветру вся развеется трухою.
Вокруг нее все та же благодать:
Холмы, озера, и леса, и хаты.
Легко ль тебе, старушка, сознавать,
Что никому на свете не нужна ты?
ЛИСТОПАД
В лесу оставив дятла да сороку,
Пернатый мир таинственно исчез.
Годичный круг свой завершая к сроку,
Угомонился обнаженный лес.
Светло в нем как-то стало и просторно,
Ушли в сосняк и теснота, и мрак.
В ладошку ветра вяз кладет покорно
Едва ли не последний свой пятак.
А человек смущается, дотошный,
Безрадостною мыслью осенен:
Хоть под ногой ковер листвы роскошной,
Но это все же роскошь похорон.
ПРИРОДА И МЫ
Еще не смолкли вешние потоки,
А тут на склонах уж пошла трава.
Осмысленной прилежности уроки
Нам не зазорно брать у естества.
Хоть обязательств нету у природы,
А все работы выполняет в срок:
Спешит, как должно,
в трубку выгнать всходы
И распечатать каждый колосок.
Она как будто всюду без усилья
Свой ежегодно выполняет план.
Зеленые корчаги в изобилье
Выкатывает солнце на баштан.
Глянь, туча лезет к центру небосвода –
На всю железку жмут и дождь, и гром.
Знать, график свой составила природа,
А человек здесь вроде ни при чем.
И пусть я скромный деревенский житель,
Но все растет здесь так, как я хочу.
Недаром дуб, как властный покровитель,
Меня похлопал веткой по плечу.
ОПЯТЬ НА РОДИНЕ
В отцовский край меня позвало лето,
Где царство сыроежек и маслят.
Здесь, как на праздник, вся земля одета,
Березы носят лучший свой наряд.
А на соснах, с рожденья осторожных,
Все те же дохи, только посветлей.
Сама природа чувствует, возможно,
Что сообразно и необходимо ей.
В бору под ноги брошен войлок хвойный -
Пришельцу тут прохлада и почет.
В делянках так безветренно и знойно,
Что даже с пней янтарный пот течет.
Лес пахнет земляникой и бензином –
Индустрия берет природу в плен.
Здесь лесовозы воют по низинам,
В нетвердый грунт врезаясь до колен.
Я здесь в гостях у собственного детства
Ищу обрывки вековой тиши.
На белом свете нету лучше средства
От всяких травм натруженной души.
ЗИМА
Это что же ты, зима, наделала –
Погрузила в дрему все кругом.
Беспробудно спит равнина белая,
Каждый куст объят спокойным сном.
Славно колки спят белоколонные –
Снятся им концерты вешних птах.
Только для чего-то сосны сонные
Держат снег в игольчатых горстях.
Мы не спим! Иди поближе к нам... –
Зимний лес - бездумный озорник:
Любят сосны торопливым лыжникам
Горстью снег бросать за воротник.
ГРАЧИ
Вливается в окна вагонов
Лесной, не прогревшийся воздух.
В прозрачных березовых кронах
Чернеют грачиные гнезда.
Пусть поезд поблизости мчится,
Грачи не взлетают в тревоге.
Что их заставляет гнездиться
У самой железной дороги?
Хочу я понять, но причина
От нас, недогадливых, скрыта:
Обилье ли пищи грачиной?
От кровных врагов ли защита?
Отсюда стрельбой не прогнать их,
Настойчивы птицы-пройдохи.
А может, и царства пернатых
Коснулось дыханье эпохи?..
ТРУДНЫЙ ГОД
Опять не радует прогноз –
Что за страда под кровлей хаты?
Будь Бог, с него и был бы спрос,
Синоптики ж не виноваты.
Исколеси весь белый свет –
Насмотришься на гибель хлеба.
А все еще на свете нет
Машины для расчистки неба.
Хороший урожай созрел,
Как довести его до дела?
Здесь каждый колос пожелтел
И все начальство почернело.
А старики в плену забот
Между собой твердят про это: -
В такой, как нынче, трудный год
Всего дороже бабье лето.
КАРТИНКА С НАТУРЫ
Два заспанных бульдозера –
Рыхлителя земли –
Изрыли берег озера
И, хрюкая, ушли.
Из теплой тинной сырости,
Хоть здесь отнюдь не юг,
Тростник сумел повырасти
Огромный, как бамбук.
Прибрежных ветел готика
Стоит во всей красе.
Мальчишки удят с плотика
Червонных карасей.
И чуть не круглосуточно
(И ночью видя цель)
Работает, как удочка,
Скрипучий журавель.
Я не запасся числами...
Быть может, сто годов
Здесь люди коромыслами
Уносят свой улов.
ТРЕТЬЯ ЗРЕЛОСТЬ
Чредой идут незыблемые годы –
Они прочней, чем камень иль металл.
По всем законам ревностной природы
Вчерашний мальчик нынче мужем стал.
Он, хоть с трудом, учебу кончил где-то,
Хоть незавидный - получил диплом.
Влюбясь, женился. Ждут с женою деток,
Чтоб шумным стал пока что тихий дом.
Не больно в тягость для него работа –
Ведь не дурак, чтоб делать за троих.
Пускай в беде, в нужде скребется кто-то,
Ему какое дело до других?
Душа одета в бронзовые латы –
Их не пробьют ни жалость и ни страх.
Он знает: люди сами виноваты,
Когда они застряли в слабаках.
У нас давно бесправных нет холопов,
Союз для всех нас как отцовский дом.
А если ты мастак ушами хлопать,
Пускай тебе сочувствует завком.
Так думал он, приласканный удачей,
Живя с семьей отнюдь не в шалаше.
Но червь сомненья - крохотный, незрячий –
Завелся все-таки в его душе.
На свете ты не знаешь высшей цели,
Чем услуженье самому себе.
А много ль тех, кто нынче в самом деле
Печется только о своей судьбе?
Забыть не сможет их страна родная,
Тех, кто свершая самый главный шаг,
Шли на погибель, превосходно зная,
Что не получат ни малейших благ.
Вот и тебе как будто захотелось
Одной заботой жить со всей страной. ...
Так человек вступает в третью зрелость,
Пусть даже убеленный сединой.
ФИЗИКИ И ЛИРИКИ
Как человечеству приспеет
Умом бесчувственным блеснуть,
Идет на подвиг Менделеев,
Иль Эдиссон, иль кто-нибудь.
А не случись их, знаменитых,
Так все равно в струе времен
Была б Америка открыта
И пылесос изобретен.
Приходят к нам успехи эти,
Когда для них черед настал.
Без Пушкина никто на свете
«Онегина» б не написал.
Список книги
- Писатели Зауралья
- Курганская областная писательская организация
- Агеев Николай
- Аксенов Николай
- Андреева Любовь
- Алексеева Валентина
- Афанасьев Анатолий
- Реутова Ирина
- Баева Антонина
- Базаров Александр
- Бебутов Гарегин
- Белозёров Тимофей
- Белоусов Дмитрий
- Бендик Леонид
- Бирюков Владимир
- Блюмкин Леонид
- Богданов Евгений
- Бойцов Сергей
- Брозинский Владимир
- Васильев Сергей
- Верхнева Лариса
- Веселов Вячеслав
- Виноградов Александр
- Власов Яков
- Возмилова Ольга
- Воинков Виктор
- Вострякова Наталья
- Вохменцев Яков
- Гилев Виктор
- Глебов Николай
- Дедова Лидия
- Дружкова Ольга
- Дзержинский Леонид
- Дягилев Владимир
- Еловских Василий
- Еранцев Алексей
- Жмакин Сергей
- Захаров Алексей
- Карсонов Борис
- Кветков Валентин
- Кердан Александр
- Керченко Михаил
- Кибирева Елена
- Климкин Николай
- Кокорин Сергей
- Коробейников Иван
- Кочегин Павел
- Куликов Леонид
- Львов Анатолий
- Мурзин Алексей
- Моторина Надежда
- Мехонцев Алексей
- Меньшиков Валерий
- Малков Вадим
- Малахов Владимир
- Некрасова Ксения
- Новиков Борис
- Носков Виталий
- Оглоблин Василий
- Пашков Виктор
- Перова Марина
- Перунов Сергей
- Пляхин Алексей
- Покидышев Николай
- Портнягин Валерий
- Потанин Виктор
- Прокопьева Зоя
- Рождественская Надежда
- Рует Константин
- Рухлов Александр
- Ручьев Борис
- Сафронов Валентин
- Семянников Сергей
- Ситникова Елена
- Снегирёв Василий
- Соколова Татьяна
- Спичкин Владимир
- Суздалев Геннадий
- Танаева Марина
- Усманов Владимир
- Устюжанин Геннадий
- Федорова Валентина
- Фейерабенд Евгений
- Филимонов Владимир
- Черемисин Борис
- Черноземцев Владимир
- Шилов Николай
- Шушарин Михаил
- Югов Алексей
- Юровских Василий
- Янко Михаил
- Яган Иван
- Курганская областная писательская организация
.jpg "X Всероссийский кинофестиваль «СЕМЬЯ РОССИИ»")
